Вокруг Света 2003 № 04 (2751) - [20]
Ангажированные рыцарской аудиторией писатели спешат придать турнирам более респектабельный и даже благочестивый ореол. Такова, в частности, впервые пересказанная Уолтером Мепом и впоследствии популярная история о рыцаре, накануне турнира всегда ходившем к мессе. Однажды, приехав на турнир, он увидел, что вместо него уже сражается божий ангел (по другой версии, Матерь Божья), который от его скромного имени захватывает в плен графов по числу прослушанных им месс. Трубадуры описывают крестовые походы как турниры между силами добра и зла, а в “Видении о Петре Пахаре” англичанина Уильяма Ленгленда сам Христос представлен турнирным бойцом в схватке с Сатаной, несправедливостью и смертью. В 1432 году на турнире в Вальядолиде кастильский король Хуан II носил костюм Бога, а его двенадцать рыцарей изображали апостолов.
К этому времени церковь кажется уже не слишком озабоченной турнирами – и вследствие упадка турнирного движения, и из-за изменения правил, делавших их менее опасными. Между тем формального запрета турниров из канонического права никто не вычеркивал, и надо было быть папой Иоанном XXII, чтобы в 1316 году, признавая поражение церковной пропаганды, положить начало практике выдачи специальных разрешений на проведение турниров под тем извинительным предлогом, что они позволяют… подготовиться к крестовому походу. Римский карнавал 1472 года сопровождается турниром, устроителем которого выступает кардинал Риарио, племянник папы Сикста IV.
В позднее Средневековье из недоброжелателей турниров правители делаются их покровителями и участниками, само проведение турниров – почти регалией, королевской прерогативой. Частота проведения турниров теперь в большей мере подчинена личным склонностям, минутным настроениям, политической игре того или иного государя. Так, во Франции при короле Карле V Мудром турниров проходило мало, при Карле VI Безумном – много. Последний и сам садился в турнирное седло, хотя иные из его подданных по-прежнему полагали, что королю это не к лицу.
Карл VII и Людовик XI оставались к турнирам равнодушны или подозрительны, не участвовали и не потакали, а дело турниров находилось в руках их политических конкурентов. Таковы фешенебельные турниры при дворах бургундских герцогов Филиппа Доброго и Карла Смелого или герцога Анжуйского Рене, номинального короля Неаполя и Сицилии, Отношение к турнирам при французском дворе решительно переменилось фактически лишь на рубеже Нового времени, в правление Карла VIII, Людовика XII, Франциска I. Почтение к рыцарским традициям в качестве новой модели поведения правителя в первой половине XVI века с еще большим блеском демонстрируют император Максимилиан I, английский король Генрих VIII, князья Саксонии и Баварии.
В отличие от того, что утверждается в рыцарских романах, долгое время турниры представляются многим развлечением, в целом мало соответствующим королевскому достоинству помазанника божьего. До середины XIV века французские Капетинги их игнорируют, снося участие в турнирах своей ближайшей родни, но только не наследников, либо прямо запрещают. Помимо душеспасительной стороны дела они озабочены тем, чтобы резервировать военный потенциал французского рыцарства за собой, а кроме того, ограничить возможности баронов королевства бесконтрольно собирать вооруженных людей и интриговать против короля.
Именно такую роль турниры сыграли в английском конституционном кризисе, увенчавшемся в 1215 году “Великой хартией вольностей” Иоанна Безземельного, которая стала отправным пунктом в истории английского парламентаризма.
Не случайно в 1194-м его брат Ричард Львиное Сердце предпринимает беспрецедентную попытку поставить турниры под королевский контроль – ограничив число мест их проведения пятью и обусловив участие в турнирах внесением залога и покупкой специальной королевской лицензии; нарушителей установленного порядка ожидали тюрьма, изгнание и конфискация земель. С другой стороны, английские Плантагенеты личным участием в турнирах охотнее разыгрывают роль лидеров рыцарства.
К концу XIII века уже почти не бывает турниров в изначальном смысле слова и сходят на нет вытеснившие их правильно организованные серии рыцарских поединков. “Круглых столов” не проводилось с начала XIV века.
Турниры теряют свое значение в реальном быте позднесредневекового рыцарства, обратившись в дорогостоящую и изощренную придворную забаву. Столь решительной переменой социального адреса турниров увенчалось вполне преемственное формальное развитие. К позднему Средневековью обогащение и социальный подъем на турнирах уже практически невозможны, зато материальные издержки красивой жизни таковы, что едва ли по средствам большинству знати.
Выпестованные турнирами ценности разделяются всеми, но рыцарство и мир вокруг давно уже не те. Очевидно, в силу относительного консерватизма рыцарской культуры позднесредневековой Германии в немецких землях дольше и определеннее турниры остаются существенным элементом рыцарского самосознания. В то самое время, когда во Франции и Англии турниры окончательно сделались прерогативой королей и высшей знати, здесь складываются турнирные общества, занятые организацией рыцарских турниров и “спонсирующие” выступления малоимущих товарищей. Эти последние настоящие рыцарские турниры призваны консолидировать рыцарство и воплощать его способность самостоятельно решать свои дела по своим рыцарским правилам.
