Вокруг Света 1998 № 02 (2689) - [27]

Старики-санторинцы несли в себе нечто большее, чем просто воспоминания — возможно, им была доступна тайна удивительной привязанности людей к вулкану — тайна, которой более четырех тысяч лет.

— Они не любят рассказывать о землетрясении, — сказала Биргит. Но я вдруг понял, что все равно ничего бы не узнал...

Мы были отрезаны от прошлого. Пропастью шириной в 35 веков. Совсем недавно мы даже не подозревали, что «на том краю» шла жизнь не хуже нашей. Лишь смутные воспоминания египетских жрецов, пересказанные Платоном, да древнегреческие мифы могли что-то поведать о ней.

И вот — Артур Эванс на Крите, а затем Маринатос на Санторине нашли следы исчезнувшей страны. И неважно, была ли это Атлантида или нет, — главное, та жизнь оказалась слишком уж похожа на нашу, чтобы не предположить: колесо истории катится по кругу, — и не вспомнить библейское: «Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется в памяти у тех, которые будут после».

Маринатос обвинил Санторин в тягчайшем преступлении — убийстве целой цивилизации. Кусто и многие другие поддержали его. Но были и оппоненты, и среди них я неожиданно обнаружил дочь Маринатоса — Нанно.

После трагической смерти отца (знаменитый археолог погиб во время раскопок на Санторине) она издала книгу, посвященную фрескам, найденным в Акротири. Нанно Маринатос, лучше других понимавшая чувства людей бронзового века, не верила в их гибель от извержения — и это было для меня очень важным.

Мне хотелось дать минойцам шанс пережить санторинскую катастрофу. Я накапливал аргументы противников «апокалипсиса», внутренне убежденный в том, что минойская цивилизация, выросшая в физическом и духовном единстве с Природой, не могла погибнуть от ее рук.

Силы Природы не являются слепыми: вулкан, «вынянчивший» уникальную человеческую культуру, не мог уничтожить свое «дитя». Люди покинули Тиру задолго до извержения — ни одного скелета не было найдено во время раскопок, а на стенах брошенных домов, прежде чем их засыпало пеплом, успела даже вырасти трава! Все, что можно было погрузить на корабли, они забрали с собой, не оставив археологам практически ни одной ценной веши. Словно не желая гибели людей, вулкан как-то предупредил их. Но как?

Я любил подниматься к обрыву и смотреть, как встает над Санторином ослепительное южное солнце, как расцвечивается всеми красками амфитеатр кальдеры. В эти минуты мир был преисполнен особой гармонии; законы времени, казалось, смягчались, и над пропастью, разделившей эпохи, протягивался зыбкий мостик, чтобы тот, кто жил здесь тысячелетия назад, мог хотя бы мысленно оказаться рядом.

И когда он появился, я сразу узнал его: это был Миноец, которого я видел во сне на пароме. Он сидел на парапете и смотрел в сторону Фиры.

—  Когда все это случилось, нам еще долго не верилось, что Стронголи больше нет... — с грустью сказал Миноец. Он употребил самое древнее из известных названий Санторина.

— Вы хотели вернуться?

— Мы пытались. Пока не поняли, что произошло. То, что уцелело, не годилось для жизни. Пепел умертвил остров. Мы выращивали зерно, пасли скот... Белый пепел сжег и сровнял все... А раньше высились скалы — красные, черные...

«Камень белого, черного и красного цвета они добывали в недрах срединного острова», — вспомнил я Платона. Значит, атланты тоже жили на вулкане. Но они все погибли вместе с Атлантидой. А жители Стронголи спаслись...

— Как вы узнали о приближающейся катастрофе? — спросил я. — Что произошло с вами дальше?

На парапете никого не было. Парень, подметавший улицу, с любопытством поглядывал на меня. Солнце рассеяло дымку, пора было возвращаться в отель.

— Все не случайно, Биргит, — рассуждал я. — У Платона есть описание самой большой гавани Атлантиды: «...она была переполнена кораблями, на которых отовсюду прибывали купцы и притом в таком множестве, что днем и ночью слышались говор, шум и стук... Верфи были наполнены триерами...»

— Но ведь это же об Атлантиде, — заметила Биргит.

— Атлантида  — легенда,  но ее  корни  находятся  здесь, на Санторине! Я в этом убежден, Биргит. У минойцев ведь тоже был лучший флот во всем Средиземноморье. Достаточно взглянуть на фрески, найденные в Акротири, — какие там изображены триеры? Метров по двадцать пять длиной, с десятками гребцов — это же морские лайнеры!

— И все погибло в одну ночь!

— Отчего?

— От цунами, конечно.

— Послушайте, Биргит. Цунами опасно только кораблю, стоящему на якоре. Вы можете представить, чтобы весь минойский флот одновременно оказался у береговых причалов?

— Разумеется, нет.

— Вот именно. Большинство судов всегда в плавании. А в открытом море цунами даже лодке не сможет причинить вреда!

— Хорошо, флот мог уцелеть, — согласилась Биргит, — но люди, города, посевы... Ведь цунами было?

Да, цунами, бесспорно, было: следы его найдены и на Крите, и на других островах. Но насколько губительным оно могло оказаться для минойской цивилизации? Дело в том, что цунами многократно усиливается, если попадает в клинообразные бухты с широким входом (именно такие бухты были на Яве и Суматре). Вблизи же прямого, малоизрезанного берега Крита разрушительные свойства гигантской волны могли быть слабее.