Вокруг Света 1997 № 11 (2686) - [30]

Командир скомандовал «к погружению», поднял перископ, и мы без хода начали погружаться. Бух! Вышел воздух из систерн легкого корпуса. Мы погрузились по рубку — позиционное положение. Еще команда — и лодка повисла на перископе. Механик у нас был классный. Так вывесить огромный корабль, чтобы, по закону Архимеда, чуть прибавить объем — приподнять перископ, и лодка всплывет; опустить и она погружается — может не каждый. Нам это удалось сразу. Первый блин получился просто отличный. Командир убрал перископ. Глубина 30 метров. И мы пошли по меридиану на Северный полюс.

Дойти до него мы, конечно, не могли. Запаса электроэнергии наших аккумуляторных батарей в лучшем случае могло хватить миль на сто — двести. А как возвращаться назад, к спасательной кромке? Поэтому с самого начала мы экономили электроэнергию и воздух.

Для подводника экономить энергию означает: никаких отопительных приборов, лишнего света, идти не на главных электродвигателях, а на электромоторах экономхода — скорость 2,5-4 узла, то есть километров пять — семь в час... За бортом тишина, в лодке холодно, влажно. Часа через два начинает болеть голова. Кислород из воздуха мы выдыхали, и теперь нужно вскрыть регенерационные патроны. Они поглощают углекислый газ, восстанавливают кислород и дают тепло за счет химической реакции.

Идем на Север дальше и дальше. Меряем толщину льда над лодкой, глубину под килем. Все тщательно записывается. Это ценнейший материал для тех, кто пойдет за нами. Мы должны ответить на вопросы: нет ли в океане такого льда, что не позволяет лодке под него поднырнуть? Ведь глубина погружения подлодки ограничена прочностью ее корпуса. Наша рабочая глубина 170 метров, опасная 200, но кто знает, не вырвет ли какую-нибудь заклепку на глубине 150 метров, например, лодка-то старая. Еще вопрос: нет ли в океане подводных гор, что сходятся со льдом и не дадут лодке пройти?

Идем как слепые, нащупываем нашей гидроакустической станцией дорогу. Так прошел час. Начинаем искать акустический канал: переходим на главные электромоторы, уходим с шестидесятиметровой глубины на десять метров вниз. Замеряем температуру и соленость воды, еще на десять метров — и опять замер, и так до 170 метров. Начинаем всплывать на 60-метровую. На лодке, кроме экипажа, четверо штатских инженеров. Их называют геодезистами для конспирации. Это они ищут канал в океане. Но для нас это пока секрет.

Время проверить, далеко ли мы ушли от кромки. Пускаю секундомер. Слышу — бум-ax! Это тральщик взорвал глубинную бомбу. Подсчитываю дистанцию до него. Нет, не утащило нас неведомое нам подводное течение. Чувствуем себя уверенней. Так проходит полтора суток. Лед над нами тонкий, всплываем, радуемся, как будто уже все позади и мы пришли на базу. На самом деле еще 25 суток испытаний.

Время дневное, но дня полярной ночью ведь нет, только сумерки, и в сумерках видим, как идут к нам белые медведи. Один из них, самый большой, подходит к корме лодки. Корма сидит низко, медведю на палубу лодки легко зайти, для него это лишь пологая горка, ведь вместо воды сейчас лед.

Вижу, наш боцман засуетился на мостике, что-то крикнул вниз, и ему подали мороженую рыбу. Боцман через рубку спускается с рыбой выходит из надстройки лодки в дверь и направляется к медведю на корму. Тот на железную палубу взойти не решается. Запах не тот — соляркой пахнет. Медведь действительно, как в зоопарке, крутится возле кормы. Боцман подходит близко и бросает ему рыбу.

Медведь нюхает рыбу и внимательно смотрит на боцмана. Ему боцман нравится больше, чем мороженая рыба. Все, кто наблюдает эту сцену с борта тральщика и с мостика лодки, разом заорали: «Беги, дурак! Беги, твою мать!» А медведь уже в двух метрах. Тут только боцман соображает, что это не зоопарк и что медведь не шутит. Он поворачивается и бежит к спасительному барбету и стальной двери рубки. Бежит быстро, но и медведь не отстает. На палубу он ступить боится и потому бежит на трех лапах вдоль борта, а четвертой пытается достать боцмана и стащить вниз. Вахтенный офицер на лодке стреляет из пистолета в воздух. Медведь чуть замешкался, и боцман скрывается в двери рубки. Все облегченно вздыхают, секундная пауза — и раздается дружный хохот. Медведь в недоумении (счастье было так близко...) идет к оставленной было рыбе. А на мостик уже подали мелкашку. Вахтенный офицер с мостика лодки стреляет в медведя, попадает ему в зад. Медведь подбирает рыбу и обиженно, не спеша уходит, тряся брезгливо задней лапой, как недовольный кот.

Выстрелы отпугнули медведей, они отошли метров на двести, постояли и начали новый подход, легко переступая по льду. Какое-то странное чувство шевелится в заскорузлой от техники и скоростей душе. Кто это сказал нам, что мы, люди, самые совершенные существа, хозяева на Земле? Что мы можем во имя человека всех съесть и шкуру содрать. Как это мы уверовали в свое божественное происхождение. Нет, здесь, в Арктике, самым совершенным творением был белый медведь и он же был здесь хозяином. Команда подкармливала мишек с высокого борта тральщика, а медведи развлекали нас своим любопытством и неожиданной для всех нас любовью к музыке.