Вокруг Света 1996 № 09 (2672) - [6]

Я сел в машину на заднее сиденье. Передо мной устроилась детектив Кэти, а рядом с ней ее напарник и водитель Мигель. Мне, как позже выяснилось, повезло: остальные патрульные машины, на которых отправились с шерифами на дежурство мои коллеги, были не столь удобны, как моя, — задние сиденья в них предназначались для задержанных, а посему были твердыми, как деревянные лавки, и отделены от передних сидений железной решеткой. Я же ехал с полным комфортом и мог спокойно разговаривать с Кэти, сидевшей вполоборота ко мне.

— В форме работают те, кто арестовывают преступников, — объяснила мне Кэти. — Мы же занимаемся расследованием. В каждом квартале мы следим за бандой, которая там действует. Я просто езжу по району, беседую с членами банд, занимаюсь, так сказать, профилактикой. Я знаю всех членов банд в лицо, знаю их матерей, сестер, подружек. Если нужно, выезжаем и в другие районы.

Опаленные южным солнцем бесконечные кварталы, застроенные однообразными домиками в один-два этажа с небольшими двориками перед ними, казались вымершими. Лишь у некоторых из домов крутились группки людей, провожавшие взглядами нашу машину.

— Мы тут знаем каждый дом, каждый проулок, — говорила Кэти. — Это — один из самых опасных кварталов на нашем участке. Район называется Комптон-Линвуд. Раньше в нем в жили в основном черные, теперь — «латинос».

Честно говоря, поначалу мне все казалось, что Кэти и ее напарник специально сгущают краски, а наше дежурство в патрульной машине — это некая беззаботная прогулка, эдакий обязательный аттракцион для посещающих Лос-Анджелес иностранных журналистов, насмотревшихся полицейских боевиков. И рассказы сержанта Макбрайда, хоть и подкрепленные статистикой и весьма жутким слайд-фильмом со снимками окровавленных и обезображенных жертв, никак не вязались с видом вполне мирных кварталов лос-анджелесских предместий.

Мы остановились у размалеванной надписями и какими-то знаками стены.

— Это граффити местной банды, — пояснила мне Кэти. — Она называется «Ларго».

Полицейские показывали мне изукрашенную стену как свидетельство преступной активности в районе, но я по-прежнему принимал это не особенно всерьез — у нас в Москве заборы порой бывают изрисованы, исписаны словечками и похлеще. Ну, тусуются какие-то подростки, малюют что им придет на ум на стенах, только как это связано с убийствами?

Потом я смог убедиться, что американские полицейские прекрасно умеют отличать безобидные настенные росписи, которые просто подпадают под статью о хулиганстве — ибо портить стены нигде не позволяется — от символов банд, которыми они метят свою территорию. У каждой банды такие символы обязательно имеются.

— Пару дней назад здесь была перестрелка, — заметила Кэти, когда мы проезжали по какой-то улице. — Но обошлось без жертв. Здесь живут люди с низкими доходами, в основном те, кто получает социальное пособие. Молодежь в школу не ходит, увлекается  Пи-Си-Пи...  Это  сокращение  от «пенциклопин». Такой наркотик, типа ЛСД Галлюциноген. Прибавляет храбрости...

Квартал тянется за кварталом, все абсолютно однообразно, никаких происшествий. Я настораживаюсь, когда начинает мигать лампочка вызова по телефону, но это самый обычный разговор — у Кэти коллеги запрашивают какие-то данные, она шутит с ними, ничего особенного... Я начинаю немного разочаровываться и спрашиваю детектива, как она пришла в полицию.

— Я закончила классы уголовного права в колледже, — говорит Кэти. — А потом три года работала в полиции Лос-Анджелеса — проверяла парковочные счетчики. Но я не любила это занятие, мне хотелось настоящей полицейской работы — а то что это: класть извещения о штрафе под «дворники» за неоплаченную парковку...

Машина остановилась у группы подростков лет от четырнадцати до девятнадцати на вид. Среди них была и пара девчонок. Один парень опирался на костыль.

— Это наши подопечные, из банды «Ларго», — сказала мне Кэти, и, опустив стекло своего окна, приветливо и дружелюбно обратилась к подросткам:

— Привет, как дела?

Те нерешительно, но тоже вполне дружелюбно закивали в ответ.

— Чем заняты?

— Да так, ничем...

— А знаете, у нас в машине журналист.

Не хотите поговорить? — продолжала Кэти.

Подростки переглядывались, но особенного желания разговаривать с представителем прессы не выражали.

— А он из России, вы ведь никогда не говорили с русским...

Смуглолицые подростки немного оживились, стали заглядывать в заднее окно, и даже тот, с костылем, подковылял к машине. Потом один из них, по виду самый старший и, наверное, главный, улыбаясь, с сомнением и недоверием, похоже, считая, что его разыгрывают, спросил:

— Правда, что ли? Скажите-ка что-нибудь по-русски.

— Привет, ребята, как дела? — опустив стекло, отвечал я.

Они еще больше оживились. Настороженность не исчезла, но они стали хихикать, перекидываться между собой короткими фразами и подошли к машине почти вплотную.

— А как по-русски будет «Ларго»? — спросил меня главный.

— Большой, — ответил я.

«Болшой», «болшой», «болшой», — стали повторять подростки, смеясь вполне дружелюбно. Русское слово им явно пришлось по душе. А главный затем изрек: