Вокруг Света 1994 № 07 (2646) - [32]

Стараясь сохранить остойчивость плота, я постоянно переваливался то в одну сторону, то в другую — в зависимости от того, откуда накатывала очередная волна, и, крепко вцепившись в поручни, напряженно ждал нового удара. Звуки моря напоминали пушечные залпы, и когда я, измученный борьбой за жизнь, забывался в полудреме, мне вдруг виделось поле битвы, завешенное клубами порохового дыма.

5 февраля. День первый (продолжение)

Наконец начало светать. Рассвет заиграл яркими красками. Утреннее солнце, заглянув в мою темницу, одарило меня лучом надежды. Итак, одну ночь я, слава Богу, пережил. Никогда еще грядущий день не значил для меня так много. Ветер завывал все так же яростно. Мне и прежде не раз случалось попадать в шторм, но раньше между мной и ревущим морем всегда была пусть невысокая, но все-таки более или менее твердая палуба. Сейчас же у меня было такое ощущение, будто я бултыхаюсь прямо в волнах. От жестоких порывов ветра входной полог хлопал и трещал, готовый разорваться по швам. Воздух был насыщен брызгами и пеной. Плот медленно пробивался через свинцовые бушующие волны Атлантики, и мне казалось, будто я сижу на огромной губке посреди гигантского фонтана.

Покидая «Соло», я прихватил с собой аварийный радиобуй, рассчитанный, правда, только на 72 часа непрерывной работы, после чего дальность действия прибора постепенно снижалась, пока батарейки не разряжались полностью. Конечно, мой слабый призыв о помощи мог услышать какой-нибудь коммерческий авиалайнер, и тогда в направлении радиосигнала послали бы поисково-спасательный самолет и корабли, курсирующие неподалеку. Впрочем, кого я обманываю? Только самого себя. В этих водах вряд ли кто-нибудь услышит мои призывы о помощи.

И все же я буду щелкать выключателем радиобуя... даже если в этом нет никакого проку. Скорее всего так оно и есть. Хотя, впрочем, как знать. Ведь совсем недавно, как я слыхал, в этом же районе Атлантики перевернулся и затонул тримаран «Боут-файл». Резиновый плот, на который перебралась вся команда, разорвало на куски, и люди оказались посреди океана в одних только спасательных жилетах. У них тоже был аварийный радиобуй, их сигналы услышали — и через несколько часов к несчастным подоспела помощь. Выходит, и у меня еще не все потеряно.

Но через какое-то время меня и снова начинают терзать сомнения: что если мои радиопозывные все же не услышат? Что если корабли редко посещают эти воды? В лучшем случае — при благоприятном ветре и течении, — чтобы добраться до островов Карибского моря, мне понадобится около девяноста дней. Если же меня снесет к северу от 18-го градуса широты — то все сто, никак не меньше. Надо постоянно сверяться с картой авиалиний — она подскажет, когда лучше использовать радиобуй. А пока оставлю-ка я его в покое, часов на тридцать.

Без воды я протяну от силы 8 дней десять, без пищи — чуть больше. Но у меня есть солнечные опреснители и довольно приличные рыболовные снасти. Однако, потеряй я снаряжение, мне однозначно придет конец: без воздушного насоса, например, плот быстро спустит, и жить мне останется считанные часы. А посему я крепко-накрепко привязываю мешок и со спасательным снаряжением к днищу плота.

Специальный мешочек с запасными частями для плота я тоже привязал за петли к днищу. Чтобы и; уберечь свое жилье от сырости и сохранить драгоценное тепло, вырезаю дырки в клапанах полога навеса, пропускаю через них куски линя и наглухо закрываю входное отверстие. Теперь мне остается только хранить тепло, следить, чтобы не отсырели мои пожитки, периодически посылать в эфир позывные и ждать помощи.

6 февраля. День второй

Часто мне кажется, будто я слышу слабое жужжание, напоминающее звук самолета. Я поднимаюсь, высовываю голову наружу и оглядываюсь кругом. Ничего. Только ветер свистит, да бушует океан. А больше — ничего. Но внутри, под навесом, странный шум слышится снова, порой даже очень отчетливо. И я опять включаю радиобуй на несколько часов — а вдруг меня услышат! Потом до меня постепенно доходит: да откуда здесь взяться самолету? Его здесь просто быть не может. Наверное, это ветер неистово трется о резиновый навес. И тут меня словно громом поражает: Господи, думаю, да ведь из этой крошечной пещерки почти ничего не видно. Представляю себе, сколько кораблей и самолетов промчится мимо, а я их так и не увижу, да и они не заметят меня.

Я вскрываю консервную банку с арахисом и неторопливо жую орехи, смакуя каждое зернышко. Сегодня — 6 февраля, день моего рождения. Думал ли я когда-нибудь, что буду праздновать его вот так, в полном одиночестве, борясь за жизнь среди бескрайних океанских просторов. Я прожил на свете ровно тридцать лет. И что же? Ответом на этот вопрос была короткая эпитафия, внезапно пришедшая мне на ум:

Стивен Каллахан.

Родился 6 февраля 1952 года

Трагически погиб 6 февраля 1982 года.

Мечтал,

рисовал картины,

мастерил лодки...

Все, чего я достиг в жизни, вдруг показалось мне никчемным и пустым, как простиравшийся вокруг горизонт...

Океан штормит уже три дня. Волны играют на солнце всеми цветами радуги, порывистый ветер срывает с гребней клочья пены, и они взмывают высоко-высоко, подобно стае белокрылых птиц. В течение дня солнечные лучи согревают мое жилище. Ночью же ветер и океан снова приходят в неистовство. Даже здесь, в субтропических водах, море кажется ледяным, точно в Арктике, и до самого восхода солнца я лежу и думаю, как бы не умереть от холода. Почти голый, весь в ушибах и ссадинах, я дрожу, завернувшись в сырой спальный мешок, и никак не могу заснуть, потому что вокруг все ревет и грохочет, как будто где-то совсем рядом стреляют пушки и рвутся снаряды.