Вокруг Света 1993 № 03 (2630) - [24]

Люди! Такие же, как он сам, как его отец, чье лицо нависало теперь над ним — само воплощенное отвращение и гнев.

И он, он лежит в объятиях.

Господи, Господи! Что, если они увидят?!!

Он лягнул Хоффманстааля, сбросил его руки. Он нашел силы, о которых и не подозревал, и молотил, и извивался, и бил изо всех сил, и кричал.

Шлюпка раскачивалась. Нога Крэйга врезалась в живот вампира. Хоффманстааль раскинул руки и отлетел от своей жертвы, вскрикнув:

— Крэйг!..

Борт лодки ударил его под колени — вампир налетел на участок планшира, покрытый зарубками. Он резко взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие. Его полные изумления глаза встретились с полными ужаса глазами Крэйга. И Хоффманстааль спиной вперед рухнул в воду.

Акулы не стали есть его, все-таки, видимо, химия его тела была достаточно своеобразна. Но сначала они разорвали тело, приняв его за добычу.

Крэйг вдруг обнаружил, что рыдает, уткнувшись лицом в слизистую грязь, покрывающую дно шлюпки, и повторяет:

— Эрик! Эрик, прости меня!..

Ему показалось, что очень много времени прошло, прежде чем он смог различить на борту корабля фигурки людей. Ему было нехорошо. В мозгу, сменяя друг друга, проносились мысли и какие-то неоформленные образы.

Его охватывало какое-то новое чувство, накатывало, подобно горячей волне, странное ощущение, ощущение, что, по крайней мере, одно из распространенных поверий относительно вампиров опиралось на факты.

Что это — работа впрыснутого вампиром яда? Он не знал. Да это его и не волновало особенно.

Он лежал без сил, глядя на приближающийся корабль сквозь прикрытые ресницы. Моряки столпились на палубе, наведя бинокли на шлюпку.

Любопытно, подумал Крэйг, а отца они видят?.. Впрочем, что это я — как они могут видеть его, это ведь моя галлюцинация. Кроме того, не далее как минуту назад отец куда-то исчез.

Это был военный корабль, эсминец. Это было хорошо. Крэйг служил в ВМФ и знал, что ребята здесь здоровые. А тяжелая служба делает их сон крепким.

А в конце пути лежал весь мир. Мир, пульсирующий от...

Крэйг облизнул губы.

Перевел с английского П. Вязников

Взял я ветер и пошел в лето

Ушкуйник — речной разбойник; новгородские ушкуйники, шайки удальцов, пускались открыто на грабеж и привозили добычу домой, как товар...

Владимир Даль

«В дорогу! В дорогу! Я хочу говорить о дороге...» Так, кажется, восклицал много лет назад знаменитый автор «Северного дневника» Юрий Казаков, изнывая от безделья в ожидании отплытия. При мысли о дороге забывались все прежние впечатления — древняя упругая, пахнущая свежими опилками двинская земля, фронтоны каменных громад Архангельска, города, который так любил писатель.

...Белая ночь незаметно переходила в рассвет, и вместе с новым рассветом нарастало глухое раздражение у членов экипажей «Печоры» и «Ильменя», вызываемое хриплыми гудками приходящих и уходящих судов. Архангельский порт, эти ворота великих и загадочных ворот, ведущие в северные палестины, превращался для нас в окаянное пристанище для бездельников.

Но вот, кажется, все позади. Мы побрились, надели белые форменные робы с надписью на спине «Ушкуйник», праздничными флажками украсили обе лодьи. Под звуки духового оркестра на Красную пристань, которая провожала когда-то всех знаменитых мореходов, сбежался городской люд.

Все минутное, случайное, преходящее уносится прочь со встречным ветром. Синяя летящая река, синий окоем неба, синие леса у горизонта.

Что за племя — ушкуйники?

Кто же они были, эти ушкуйники, откуда пришли? Восемь или девять столетий отделяют нас от тех времен.

Моя мысль выстраивает длинную цепочку, многие звенья которой давно утеряны, забыты и ушли от нас навсегда. Но она не устает тянуться в глубь веков, к истокам той великой первопроходческой тропы протяженностью в тысячи километров, которая завершается на североамериканском побережье Тихого океана. Сохранившиеся до сих пор деревянные русские церкви и крепости в Калифорнии и на Аляске — лучшее тому подтверждение.

Итак, ушкуйники. Жили-были на Ладоге и в Новгороде Великом люди смелые, рисковые, мысли огненной и озорства непомерного — одним словом, вольнодумцы. Тесно им было в родных чертогах, чтобы проявить силушку свою молодецкую. Они были дерзки на язык и не очень-то чтили власть боярскую. Иначе с какой стати они пустились бы искать счастья на чужой стороне!

С великим громом и озорством раскатывали эти сорвиголовы на парусных лодках-ушкуях, держа путь в лето — «встречь солнцу». Речные дороги Севера измерялись ушкуйниками на «дни», «поприща», «днища», в течение которых кто-то утонул в болотах, замерз на льдинах, погиб на охоте или в схватках с воинственной чудью.

В одних становищах ушкуйники пели и плясали под дудки бесовские, в других — пили и бедокурили, пугая мирные племена. «Бысть их 200 ушкуев, и поидоша вниз Волгою рекою»,— сообщает новгородская летопись. А другая с тревогой констатирует: «Великого Новаграды разбойницы, 70 ушкуев, пришедше взяша Кострому град разбоем». Но щедрые дары принимались от них на родине охотно, а дерзкое желание поживиться за чужой счет постепенно угасало в снежных бескрайних просторах. Потому как была там свобода для души и для промысла. Ища применение силам своим недюжинным, ушкуйники познавали себя, границы собственных возможностей и тем самым как бы расширяли пределы Новгородской республики за счет северных — онежских, двинских, пинежских, мезенских — территорий.