Вокруг Света 1992 № 09 (2624) - [7]

Правда, это традиция, и жизненные ситуации, особенно в современной жизни, складываются по-разному. Но ни у Биня, ни у Бать Тует, несмотря на столь долгие и нелегкие годы жизни вдали друг от друга, как они уверяли, никогда не возникало мысли о разводе. «А как же дети? Ведь это главное», — говорили они, хотя, наверное, есть еще множество невидимых нитей, которые соединяли их судьбы.

В тот новогодний день хозяйка была на высоте, удивив гостей кулинарным талантом. Конечно, помогали и дочери, и муж. Праздничный стол отличается от повседневного, как живописное полотно мастера от черно-белой фотографии, и все домочадцы причастны к его приготовлению. Из поросенка, которого откармливали здесь же во дворе, получилось несколько блюд, в том числе ароматный «мьен сао» — рисовая лапша с кусками разного мяса, поджаренного в овощах, «кулао» — суп-ассорти, кипящий на столе в посудине, напоминающей самовар, «бань тинг» — ритуальный новогодний пирог из клейкого риса.

Но праздники кончаются, и наступает будничная жизнь, часть которой я и наблюдал, оказываясь невольным свидетелем, с балкона второго этажа...

... Нгок Лан, закончив утренний туалет, в тонкой и просторной белой пижаме вышла во двор, вымощенный кирпичной плиткой, и, присев на корточки, стала разжигать керосинку. Завтрак во Вьетнаме — дело серьезное. Здесь не ограничиваются чашкой кофе и парой бутербродов. Литровая пиала густой, острой, пряной лапши «фо» — надежный заряд на большую часть трудового дня. Рабочий день в государственных учреждениях начинается часа через три, а то и четыре после пробуждения людей, и они, пользуясь относительной утренней прохладой, успевают заняться домашними делами.

В разных концах двора засуетились люди из других семей, раздался визг проснувшихся малышей. Еще больше поседевшая Бать Тует вышла снимать с веревки белье. Во влажном ханойском воздухе оно сохнет долго, больше суток. А утюгами до недавнего времени пользоваться было как-то не принято. Благо, что в обычном вьетнамском обиходе нет ни простыней, ни наволочек, ни пододеяльников: их заменяет ночная пижама да циновка на жестком лежаке.

Скрипнула калитка — после утренней разминки вернулся сам Бинь. Он ушел на пенсию и стал заниматься общественной работой в районной организации старцев, или, выражаясь нашей терминологией, ветеранов. Каждое утро еще до рассвета он выходит на соседний сквер, который, как и другие зеленые уголки Ханоя, превращается в этот час в спортивную площадку. Утреннюю зарядку в том или ином виде делает большинство вьетнамцев. Кто-то бегает, кто-то отжимается, группами, в одиночку. Но интереснее всего наблюдать за стариками. Не такими, как Бинь, а совсем древними. Вот по скверу, опираясь на бамбуковую трость, ковыляет старец с редкой седой бородкой. Останавливается, ставит трость к дереву и начинает плавные, как в замедленной киносъемке, движения местной разновидности у-шу. Система упражнений унаследована от далеких предков, выполняется скрупулезно, добросовестно. Культ здоровья во Вьетнаме так же силен, как и культ семьи.

Один за другим из двора на улицу выруливают на своих велосипедах обитатели соседнего дома. Поехали на службу старшая дочь Биня и зять — в плетеных креслицах на багажниках восседают их малыши: по дороге завезут их в детский сад.

Нгок Лан — сумка через плечо — покатила в школу.

Жизнь продолжается.

Ханой Александр Минеев Фото автора

С Рок-оперой по Америке

Некоторые места нерядового путешествия

Уже на подходе к пышным берегам штата Вашингтон чувствовалось, что экспедиции «Русская Америка» больше нет. Она кончилась на Аляске, в Кордове, там, где нас встречали как героев перестройки, и мы, легко поверив в это, старались понравиться американцам с усердием новообращенных... Аляскинцы, никогда не видевшие столько советских сразу — а тогда мы еще были советскими, — братались с нами на причале, братались на единственной Главной улице, в полицейском участке, в барах... Пока «Академик Ширшов» стоял у причала, а стоял он не один день, город словно бы не работал, принимал нас. И сам гулял. Баночное пиво делало чудеса, у некоторых от обилия выпитого, как у Гаргантюа, разбухала подошва...

Все это и многое другое оставалось позади. Интуиция подсказывала, что отныне мы предоставлены сами себе; нам, недурно погулявшим на Аляске в честь Беринга и Чирикова, теперь предоставлялась возможность, в меру способности каждого, увидеть Большую Америку, и что благодарить за это надо Провидение и орудие его, Александра Малышева — председателя оргкомитета экспедиции... Был десятый день августа, и нас больше теперь заботили Сиэтл, Сан-Франциско и Лос-Анджелес. С Лос-Анджелесом у нас ничего не получится — об этом мы еще тогда не знали. Не знали и о том, что уехали из одной страны, а вернемся в другую. Был момент, когда Сан-Франциско тоже был под угрозой — могли в любой час отозвать судно домой. Но и об этом мы ничего не знали. И хорошо, что не знали. Ибо незнание оберегало нас.

Должен признаться, при виде Сиэтла, открывшегося нашему взору с залива Хуан-де-Фук, я пережил те же чувства, что когда-то пережила моя квартирная хозяйка Домна Филипповна, впервые приехавшая из деревни в Москву и поселившаяся рядом с резиденцией американского посла. Память сохранила мне это прошлое. И вот прекрасные иллюзии, которые еще со студенческих лет внушала мне Америка, тускнели одна за другой, оставалась только тревога: как пробраться в город, как двигаться в каменных чащобах, чтобы не затеряться? В бледно-лиловом свете раннего утра небоскребы на гигантском холме выглядели древними символами, они имели силу воздействия пирамид. Нет. Скорее геологических образований. Пугало не величие их, а отчужденность.