Вокруг Света 1992 № 09 (2624) - [5]

Отец нашей знакомой, ныне почтенный товарищ Бинь, или менее официально, но еще более почтительно — бак Бинь, ушел в сорок шестом из своей деревни в армию Хо Ши Мина на войну против французов. После той первой войны, демобилизовавшись, был принят на службу в одно из министерств. Здесь в конце 50-х познакомился с девушкой со стройки, крестьянской дочкой из окрестностей Ханоя по имени Хонг. Скоро у них родился сын. После очередного повышения по службе Бинь получил для своей семьи комнату в этом особняке.

Фотография старшего сына стоит на тумбочке на самом видном месте комнаты рядом с бронзовой курильницей, в которой по праздникам и в дни поминовения зажигают благовонные палочки. Обычно это священный для вьетнамца алтарь предков, где, словно божеству, поклоняются памяти нескольких поколений пращуров. Но алтари предков обитателей этого жилища остались в их родных деревнях. Здесь же наоборот, алтарь сына. Его давно нет в живых: погиб на второй войне, против американцев. Где-то в топях дельты Меконга на юге Вьетнама. Об этом узнали уже после войны.

Больше сыновей у бак Виня не было. У Нгок Лан две старших сестры. Одна из них замужем и живет в другом городе, другая с мужем и двумя малышами — в этом же доме, в соседьней комнате. По вьетнамским меркам семья Биня — небольшая. Обычно детей гораздо больше, особенно в деревне. Но молодые горожане в последние годы все чаще довольствуются двумя-тремя.

Журналисту во Вьетнаме, наверное, чаще, чем где-либо, приходится быть в несвойственной ему роли: больше отвечать на вопросы, чем задавать их. И с кем бы ни завязался разговор, не избежать ответов на почти стереотипную анкету. Только в отличие от анкеты для отдела кадров она начинается в первую очередь не с имени, фамилии и года рождения, а с вопросов о семейном положении: женат — не женат, сколько детей — отдельно мальчиков и девочек, сведений о родителях — живы или уже нет, о братьях и сестрах. Приняв такие правила, и я стал начинать свои вьетнамские знакомства с расспросов по немудреной анкете. В этом — проявление вежливости, если хотите — хорошего тона. Отсюда и столь подробные сведения о соседской семье.

Произошло это знакомство необычным образом. Мы могли бы прожить рядом еще годы, оставаясь незнакомыми людьми: лет десять-пятнадцать назад во Вьетнаме еще не поощрялись контакты с иностранцами, если они не диктовались служебной необходимостью. В этом и традиционная ксенофобия, которая была присуща многим народам Дальнего Востока, и привычка к закрытости, воспитанная десятилетиями военного положения, и политические мотивы — такие же, как в свое время у нас.

Калитка нашего двора днем редко запиралась, и детишки из соседнего дома проскальзывали в нее, чтобы набрать в карманы и соломенные шляпы — «нон» побольше плодов «драконьего глаза». Развесистое дерево с таким экзотическим названием закрывало от солнца большое окно моей гостиной. И вот однажды окно и стало жертвой этого собирательства: большая палка, запущенная по ветвям со спелыми плодами, угодила в стекло. Метнула палку Нгок Лан, самая старшая из ватаги. Ее поймала за руку наша уборщица-вьетнамка.

Будь Нгок Лан совсем ребенком, ее, может быть, и не стали бы ловить. Наверное, мало где еще на земле маленькие проказники имеют такую неограниченную свободу в своих шалостях, в то время как взрослые философски улыбаются, не бросаясь сдерживать шалуна. Дети — цветы жизни. Количеством детей измеряется счастье семьи. Бездетная семья — не менее бессмысленное сочетание, чем безводное озеро. Здесь нет мелочной опеки над младшими. Кажется, что они всегда предоставлены сами себе: еще не научился ходить, а уже в детской команде, цепко закрепившись на бедре или за плечами у старшей сестренки.

 

Тяжба по поводу разбитого стекла и стала предметом визита ко мне самого бак Биня. С этим досадным недоразумением мы разобрались довольно быстро и вторую чашку крепкого зеленого чая пили, уже обмениваясь сведениями о семьях друг друга.

Кстати, о чае. Это непременный, спутник любой беседы во Вьетнаме, будь то визит за интервью к премьер-министру или десятиминутная остановка в придорожной крестьянской хижине для уточнения маршрута. Как-то меня пригласили на премьеру постановки одной советской пьесы во вьетнамском театре. Пьеса была на модную в начале 80-х годов производственную тему: конфликт директора-ретрограда с молодым инженером передовых взглядов. Забавно было видеть, как советский директор, пригласив вошедшего в кабинет инженера садиться, тут же заваривает кипятком из термоса и разливает по чашкам чай. Но какой-то великий смысл в таком повсеместном чаепитии, несомненно, есть: разморенный от влажной жары и полусонный мозг хоть немного взбадривается терпким горячим напитком.

Последовавшие за этим знакомством встречи с Бинем хоть и не были частыми, но уже не ограничивались чаепитием. Очередным поводом стал Новый год по лунному календарю — Тэт. Он всякий раз приходится на разные дни января и февраля. С лунным календарем связано множество обычаев и суеверий, которым в частной, семейной жизни неуклонно следуют практически все, в том числе и убежденные атеисты. Страна выключается из всех будничных дел и забот. Бесполезно пытаться совершить какие-то текущие, пусть даже очень серьезные дела в тэтовскую неделю. И в солидных учреждениях, если вы там вообще кого застанете, вам посоветуют вернуться к вопросу после праздника.