Вокруг Света 1992 № 04-06 (2619-2621) - [41]

У меня было тайное ощущение, что Михаил Васильевич все это знал уже давно и во сто крат лучше. Но он будто стеснялся своих знаний, своего огромного жизненного опыта, поэтому промолчал, не отозвался на мою реплику, а стал рассказывать о быте казаков, когда они еще были казаками.

(Для точности: казаками у половцев назывались низшие рода войск, наиболее легко вооруженные.)

Многое в тот день мы открыли друг другу. Станичной жизнью всегда вершил атаман, казаки выбирали его кругом, на определенный срок. Прежде в станице много было почетных должностей, без жалованья... Иными словами, казаки сохраняли в быту половецкие традиции. Все чин по чину, как у предков. Украл что-либо казак у казака, за это смерть могли присудить да тут же приговор и исполнить. Однако совсем иным было дело, если грабили русские или польские купеческие караваны. То уже не воровством и не разбоем, а военным промыслом называлось. За него почетом награждали — чужих пощипать не возбранялось. Видно, к слову пришлось, хочу спросить, а знаете ли, уважаемые читатели, как звали самого первого казачьего атамана? С кого в 1570 голу все и началось? У терцов мне никто не ответил, только Михаил Васильевич. Для него такие вопросы что семечки лузгать. Сарык-Азман! Он считается основателем Войска Донского. Он — казак номер один в истории России. Избегая многословия, лишь замечу, что слово «сарык» на тюркском языке абсолютно того же значения, что и русское слово «половец». Другие атаманы, сподвижники Сарык-Азмана, носили тоже тюркские имена: Черкас, Ляпун, Шадра, Ермак, Кабан, Татара... Все они прославились военным промыслом. И само слово «атаман» тоже тюркское — «старший», «верховод» значит... И «есаул», и «бунчук», и «майдан»... Между прочим, мог бы я поделиться и таким наблюдением. В казачьих станицах едва ли не у каждой семьи кличка есть, как бы дополнение к фамилии. Из поколения в поколение передается. Никто не упомнит смысл слова, но передается кличка исправно: Кучай, Бадау, Бирюк, Бутуй, Черкас, Булюя в другие, более пятидесяти кличек мне удалось собрать. А ведь это же половецкие имена... Народная память избирательна.

— Воспитывали в станицах все всех, — продолжал Михаил Васильевич. — Помню, лет 14 мне было, научился курить, иду по улице довольный. Навстречу гвардеец, так он мне такую пощечину дал, что в глазах все перевернулось и потемнело, да еще папиросу огнем в рот вставил. И думаете, этим дело все кончилось? Ничуть. Отец должен был принести гвардейцу бутылку араки — за урок и чтобы извиниться за сына. Таков был обычай.

Первая заповедь у казаков: младший всегда на поклоне у старшего. Исключений не делали.

Вторая заповедь — взаимопомощь: «Свое не сделай, а соседу помоги». Особенно помогали погорельцам, семьям погибших казаков. «Дай до урожая», — просил сосед. И давали.

— А мог и не просить, — просвещал Михаил Васильевич. — Считалось нормальным взять у соседа картошку, кукурузу себе, на еду... Вот в степи работает семья, картошку убирает, подходит путник, набирает котелок или сопетку, и никто слова не скажет, еще и пожелают: «На здоровье». Но если взял больше этой меры — уже преступление. И высечь могут.

Третья заповедь: Бога чтить, учение Христово выполнять, предков своих второй чаркой всегда поминать: «За прародителей».

— Чтоб, не перекрестившись, за стол сесть... такого не было...

...Я на мгновение отвлекся от разговора и вспомнил престольный праздник в соседней станице. Что сказать? Уныние. Станица, в которой казаков уже мало, стоит чуть живая, дома разве что набок не ложатся. Церковь порушена. И фундамента не оставили. Праздник начался с богослужения по случаю закладки новой церкви. Отец Виталий, священник из Владикавказа, благословил всех молитвою. Тишина. Никто не перекрестился, лишь единицы из женщин-старушек руку ко лбу поднесли, мужская же половина едва ли не вся так и простояла руки в брюки. А стояло-то человек двести... Уже не казаков, что ли?! Или еще не казаков? Стоят, как на концерте. «В станице Ардон, — потом рассказывал мне батюшка, — хоть и действует церковь, а почитай пустой стоит. Никто не приходит, лишь наведывается». — «Откуда это?» — спрашиваю. Он начал про атеизм говорить. А, по-моему, не в атеизме дело. Воистину «все от Бога»! Наказал Он казаков, забывших заповедь Христову: «Чти отца твоего и матерь твою, — сказано в священном писании, — да благо ти будет, и да долголетен будеши на земле». Забыли казаки корни свои, забыли половцев, надругались над «погаными татарами», русскими сделались, не ведая, что те отцы родные, а не эти. Вот Бог и наказал. За беспамятство лакейской жизнью живут — который уж век в услужении... Даже имя как народ потеряли! Слуги же.

— Конечно, своих законов как таковых у казаков не было, — рассуждал Михаил Васильевич, — их не записывали, их просто каждый знал. И выполнял. Например, закон гостеприимства. Кто ему учил?

— Жизнь.

— Да-да, конечно. Все в разумном соответствии строилось. Мальчишку в 5 лет сажали на коня и сперва учили крестьянскому ремеслу. А потом, уже постарше, постигал он секреты казачьего искусства — джигитовку, рубку лозы... Но, заметьте, сперва он учился кусок хлеба добывать. Поэтому и жили мы зажиточно, что сызмальства любили работать.