Вокруг Света 1990 № 08 (2599) - [13]

А в Приазовье жила особая группа эллинов. Жили они там издавна, бежав в эти места от гнета крымского хана. Еще во времена Екатерины II был основан город Мариуполь, названный в честь гречанки Марии,— такова была воля русской императрицы. В Греции же в ее честь основали город Катерини, неподалеку от Салоник (удивляюсь, почему на протяжении стольких лет эти города не стали побратимами?).

В 30-х годах советские греки решили создать землячество, чтобы иметь своего представителя в органах власти. Но инициаторы этой идеи были отправлены в тюрьмы. А в конце 40-х годов началось насильственное переселение греков. Теперь мои соотечественники живут и в Казахстане, и в других более отдаленных местах. Да, много испытаний выпало на долю моего народа, и нельзя умолчать о прожитом и пережитом.

Судьбы людские

Онуфрий и Даниил Эйбовы, мои родственники, были посажены в 37-м. Им крепко повезло — они остались живы и, отсидев в страшных местах по десять лет, вернулись. Одному из них было предъявлено нелепое обвинение: руководитель отряда по доставке оружия из-за границы. Он работал гармонистом в анапском клубе, мечтал стать профессиональным музыкантом. В 49-м году обоих братьев выслали за неблагонадежность на вечное поселение: одного — на север Красноярского края, второго — на юг Казахстана, в Байкадам. Первого приютила и спасла русская женщина, высланная с родителями туда же ранее; он потом женился на ней и вырастил сына и дочь. Второго подобрала немецкая семья, тоже из высланных. Подобрали не в переносном смысле, а в прямом, потому что он упал вблизи их дома, обессиленный дизентерией. Мать и дочь выходили его, он женился на девушке. Старший брат вернулся из Сибири в пятьдесят шестом году, через два года получил квартиру по реабилитации. Только пожить в ней долго ему было не суждено — умер. Второй уехал в Джамбул. Недавний междугородный телефонный звонок напугал нас — думали, дурная весть. Облегченно вздохнули, когда послышался его голос. Спешил сообщить, что наконец после долгих мытарств ему провели в дом телефон. Теперь не нужно будет бегать к соседям, чтобы вызвать «скорую помощь», которая требуется все чаще и чаще. Вот и все, что он просил за годы лагерей, за подорванное здоровье...

Двоюродный мой брат, высланный с семьей, с малыми детьми и стариками, из Тбилиси в 49-м, рассказывал, что ночью к домам подгоняли потрепанные на войне желто-землистого цвета американские грузовики; под рев моторов люди наспех собирали скарб, и те же грузовики увозили их к теплушкам, ожидающим у товарной станции. Привезли в степь. На все четыре стороны — пески. День, второй, третий — жили под открытым небом. Слабые, больные умирали. А вечера становились все холодней: наступила осень. Стали советоваться: что делать? Никаких властей рядом. Нужно было что-то предпринимать самим. Мужчины взяли с собой топоры и пилы, у кого они были, и отправились искать лес. Непросто было найти дерево в бесконечных песках. Рыли землянки. И первые годы жили в них.

На том месте вырос город Кентау. На костях людей — говорят те, кто пережил этот ад. Ныне в городе есть обелиск «Родина-мать», открытый в честь 50-летия Казахской ССР, но нет памятника жертвам репрессий; есть краеведческий музей, но ни слова о том, что пережили невинные люди...

В «оттепель», в годы моего учения во ВГИКе, я впервые побывал в гостях у Георгия Ахиллесовича Аргиропуло. Работал он в Институте этнографии фотографом. Тогда еще жива была его девяностолетняя мама, всеми любимая тетя Катя. Очень крепкая, с ясным умом, моторная, как я отметил про себя, наблюдая ее энергичные движения. Мы с первого взгляда понравились друг другу, и после чая с отменным вареньем она принесла толстущий альбом и, склонившись над семейными фотографиями, надолго погрузилась в воспоминания. Мой взгляд остановился на одном необычном снимке: тетя Катя, молодая симпатичная медсестра одного из именитых сочинских санаториев, рядом со Сталиным. Именно ей доверили медицинскую обслугу высокого гостя. Когда решили сфотографироваться, он усадил тетю Катю справа от себя. Обо всем этом она рассказывала с печальной улыбкой.

— Мама,— прокричал из соседней комнаты Георгий Ахиллесович, глядя на нас в широкий проем двери,— теперь не модно говорить о знакомстве со Сталиным.

Узнав о том, что сын тети Кати живет в Москве, Сталин предложил ей переехать в столицу, пообещав посодействовать. Она поблагодарила и отказалась. Однако переехать вынудили обстоятельства. Случилось это в 1949 году. Забежал встревоженный знакомый милиционер и предупредил: немедленно уезжайте к сыну. В Сочи началась кампания по массовому выселению греков из курортной зоны Причерноморья. Мотивировку власти подобрали кощунственную: «Добровольное переселение греков на лучшие земли» — то есть в необжитые просторы Казахстана и другие целинные края.

Георгий Ахиллесович тотчас приехал к родителям. Оказалось, что после полуночных вызовов слег перенесший до этого две непростые операции уже немолодой отец. Сыну удалось увезти к себе в девятиметровую московскую квартиру одну лишь мать: отец вскоре умер.