Вокруг Света 1989 № 11 (2590) - [9]

Истошное улюлюканье сирены не возымело действия. Никто и ухом не повел: и машины, и лошади мчались как бог на душу положит. Правила уличного движения не очень-то соблюдаются и в Анкаре, а для турецкой глубинки они и вовсе не писаны.

Невшехир — в переводе с турецкого означает «новый город». Но таковым нынешний административный центр Каппадокии даже с первого взгляда не казался. Дома из песчаника с плоскими крышами, как соты, лепятся к горе, на вершине которой щетинятся зубчатые стены крепости.

Я читал, что древнейшее поселение на этом месте изначально называлось Мушкара — по имени местного хеттского племени мушков. Турецкое название появилось около трехсот лет назад, когда оттоманский везир и полководец Дамат Ибрагим-паша построил на развалинах Мушкары новые укрепления, постоялый двор, мечеть и медресе. Памятник турецкому «основателю» Невшехира стоит в сквере перед резиденцией губернатора — подбоченившийся бородатый старик в высоком тюрбане. Проезжая мимо, нельзя не заметить рядом будку, а в ней автоматчика в белой каске и белых крагах. Он держит под прицелом главную улицу. Сонливость провинциальной столицы обманчива: власти опасаются террористических актов. Подпольные организации типа «серых волков» напоминают о своем существовании.

«Фольксваген» выехал одной стороной на тротуар, и Харальд высадил меня перед единственным в городе многоэтажным зданием гостиницы.

Было уже поздно, когда я заглянул в чайхану. В уголке, за массивной золоченой курительницей, которую сюда затащили исключительно для восточного колорита, сидели Ахмед-бей и Осман. Узнав меня, они потеснились, и тут же передо мной возник чай, который подал десятилетний мальчик в наглаженной белой сорочке и галстуке-бабочке.

Как я понял из разговора, водитель с помощником решили заночевать в Невшехире, чтобы утром взять в Анкару побольше пассажиров. Полупустые дальние рейсы невыгодны, и на стоянках в ожидании клиентов автовладельцы выстраиваются в очередь.

— Большая у вас семья, Ахмед-бей? — спросил я.

— Не очень,— ответил он.— У меня шестеро детей. Трое уже взрослые и живут отдельно. Теперь осталось женить младших сыновей.

— Так в чем же дело?

— Для этого нужны немалые деньги. Турецкая свадьба для рабочего люда просто разорительна.

— Разве вы, Ахмед-бей, не состоятельный человек? Я слышал, автобус принадлежит вам.

— Это так. Но выкупил я его недавно. До этого тридцать лет крутил баранку в частной туристской фирме. В конце концов удалось скопить деньги и стать владельцем автобуса. Но богатым назвать меня никак нельзя.

— Но теперь дела пошли в гору?

— Если проезжу без аварий еще год, решу семейные проблемы.

Но планам Ахмед-бея не суждено было сбыться. Некоторое время спустя я повстречал в Невшехире расстроенного Османа. Мы попробовали объясниться по-турецки, но я его понимал плохо. Тогда Осман окликнул модно одетого парня, который протирал стекла новенького «рено».

Его звали Арифом. Он говорил по-немецки.

Со слов Османа Ариф рассказал, что при выезде из Каппадокии с Ахмед-беем приключилась беда. Спросонья он не заметил течи масла, и возле караван-сарая двигатель «мерседеса» заклинило. Пришлось возвращать пассажирам деньги, платить за буксировку, и теперь надо менять движок. С неисправной машиной пришлось распрощаться, а Осман снова стал безработным...

Работу в Невшехире найти трудно. Немало жителей в ожидании случайного заработка часами просиживают перед гостиницей. Только помани — побегут выполнять любое поручение: отнести, погрузить, разгрузить, вымыть машину. У здешних лавочников свои проблемы—среди бедняков товары идут не ходко. Едва сводят концы с концами мелкие землевладельцы — цены на базаре бросовые, поэтому наживаются лишь торгующие оптом посредники.

Я распрощался с Османом, а Ариф возобновил свое занятие.

— Чей это автомобиль? — спросил я.

— Мой,— гордо ответил парень.— Купил в Западной Германии. Я работал три года в Мюнхене.

— А что ты там делал?

— Убирал мусор.

— А чем занимаешься здесь?

— Теперь я скупаю в провинции ковры и отвожу в Анкару или Стамбул. Три года на чужбине — верный шанс выбиться из нищеты.

Подземные этажи

Невысокий мужчина лет пятидесяти с морщинистым загорелым лицом стоял у киоска с буклетами и открытками. Он жестом предложил следовать за ним к небольшому каменному сарайчику за невысокой оградой. Вооруженный полицейский, на удивление приветливо оглядев нас, затворил решетчатую калитку.

Я шагнул за порог сарайчика и оказался в кромешной тьме. Откуда-то снизу донесся глухой голос:

— Дустум! Гелин яныма! «Идите ко мне!» — догадался я. Нащупав проем, я втиснулся туда и ступил на каменный пол. За поворотом наклонный коридор освещался несильным электрическим светом. Вдоль шершавой стены бежал кабель, и, спускаясь, приходилось прижиматься к противоположной стене. Мы будто крались в некий потусторонний мир.

Наверху лежал пятитысячный городок. Его название — Деринкуйю — переводится с турецкого как «глубокий колодец». В самом Деринкуйю лишь одна достопримечательность — массивная трехъярусная колокольня, построенная армянами более трехсот лет назад. Христианская церковь была закрыта после второй мировой войны и обращена в мечеть. При этом фрески с изображением Христа, Девы Марии, святых и ангелов не пострадали и теперь соседствуют с изречениями из Корана. А на вершине колокольни свил гнездо аист.