Вокруг Света 1988 № 12 (2579) - [33]

В бюро водных путешествий нас принял директор, элегантный старый адмирал с глазами аскета, владелец 600 пароходов одной из самых крупных в мире речных флотилий. Он сказал, что за последние годы из иностранцев только мы и решились плыть их Мандалая в Рангун, а затем спросил: представляем ли мы себе все трудности предстоящего путешествия?

— Должен вас предупредить — низкая вода и песчаные отмели усложняют плавание. Не исключено, что сядете где-нибудь на мель. Советую взять с собой побольше книг. Ждать можно очень и очень долго.

После обеда в городке Пром шофер занемог животом, но, вздыхая, продолжал гнать «тойоту» по высохшей долине средней Бирмы на север.

Через два дня мы добрались до Мандалая. Начитавшись в юности Киплинга — «По дороге в Мандалей», я представлял себе город — сплошные дворцы из сандалового дерева, базары, полные рубинов, белые слоны...

Здешние улицы резко пахнут сушеной рыбой, уши лопаются от шума транзисторов и рева мотоциклов. Причем мотоциклисты почему-то стремятся врезаться именно в вас. Мандалай — молодой город, последняя королевская резиденция. Король Миндон основал его в 1858 году. В самом центре города высится огороженный стеной и рвом с водой королевский дворец — деревянное сооружение, расписанное венецианскими мастерами.

Во время второй мировой войны здесь размещался японский главный штаб, и дворец был разрушен. Над его развалинами возвышается на двести с лишним метров скала Мандалай. Туда ведут три лестницы; идти по ним можно только босиком: вдоль них стоят каменные изображения Будды. Сверху видны покрытые шапками облаков синие контуры Шанских гор. По рассказам местных жителей, там укрываются мятежники.

Прямо под горами раскинулся Мандалай: храмы и молитвенные дома разбросаны в нем, как у нас — автобусные остановки. На западной окраине города — река Иравади. По ней шныряют меж отмелей легкие суденышки, оставляющие за собой след, похожий на восточную вязь.

Река берет начало в ледниках у китайской границы, а дальше пробирается сквозь густые джунгли к Банмо — центру контрабандистов, расположенному километрах в восьмидесяти от границы. Пароходы ходят от Банмо к Мандалаю круглый год. Река на этом пути дважды сужается, течение становится быстрым и опасным для судов. Эти участки примечательны и тем, что на одном из них находится шахта, где добываются самые красивые на свете рубины.

Иравади мчится меж отвесных скал, где нашли приют дикие пчелы, которые иной раз налетают на пассажиров. Здесь мы увидели скалу, напоминающую голову попугая. Она раскрашена природой в зеленый и красный цвета и служит ориентиром для капитанов. Если вода поднимается до клюва, капитан знает: путь открыт. Если же клюв покрыт водой, лучше причалить к берегу и подождать, пока она спадет. Только так можно преодолеть это трудное место и выплыть на широкую спокойную воду. У берегов гнездятся гуси и утки, а в лесу обитают серны, олени, слоны, тигры и леопарды.

Филиал Управления водных путешествии расположен в Мандалае в конце Двадцать шестой улицы. Там нас встретил энергичный мужчина в аккуратно отглаженной юбке-лоунджи. Он подал нам руку и сказал, что его зовут Маун Маун Лей, но мы можем называть его Дэвидом.

— Мне поручено сопровождать вас до Прома. Это три дня пути. Там вы пересядете на пароход, который доставит вас в Рангун. Было время, когда я плавал капитаном на Иравади, так что, возможно, буду вам полезен. Ваше судно стоит у причала. Не хотите ли на него взглянуть? — Его английский был почти безукоризнен.

Пароход назывался «Таинньеу» — «Темная туча». На палубе уже толпились пассажиры, выбирали места поудобнее, хотя судно отплывало только утром следующего дня.

— Судно класса «Т»,— сообщил Дэвид,— еще в 1947 году купили в Японии. В наших краях такие суда просто незаменимы. Они берут шестьдесят тонн груза и сорок пассажиров, а осадка — всего метр.

Мы сделали последние покупки: подушки, ром, термос, пару ананасов и поспешили в гостиницу; путь предстоял долгий.

В пять утра мы пришли на пристань. У мола стояли на якоре два суденышка. На палубах шумели и суетились люди. На носу «Темной тучи», у рулевого колеса, кто-то молился, стоя на коленях. Рядом на шесте висела металлическая ваза с цветами, обычная на бирманских судах вещь. Молящийся выпрямился, полил из лейки цветы и аккуратно их расправил. Рядом какой-то человек опирался о рулевое колесо и жевал бетель.

— Корабль в Пром? — спросил я.

Человек утвердительно кивнул головой.

— Вы капитан?

Он указал на мужчину, поправлявшего цветы:

— Вот капитан, сэр. Я — лоцман.

Мы поднялись на верхнюю палубу.

В общей каюте Дэвид уже заваривал чай. Он взял предложенную мною сигарету и в знак благодарности дотронулся кончиками пальцев левой руки до правого запястья.

— Погрузка окончена, вот-вот отчалим,— сообщил он. — В начале будет нелегко, плаванью мешают затонувшие здесь корабли. Их насчитывают до ста штук. Правда, они обозначены буями, вернее те из них, место затопления которых точно известно.

Завыла сирена, и наш пароход медленно отчалил. Мандалай сверкал утренней росой. Река была спокойна. Мы проплыли под Сакаинским мостом — единственным на всей Иравади. Его построили в 1931 году.