Вокруг Света 1988 № 12 (2579) - [24]

О голоде среди медведей говорил и охотник-профессионал Соловьев: «Я вон на участке в сарае, где нерпа хранилась, дверь не закрываю, чтоб не отломали. Они мороженую гальку, пропитанную нерпичьим жиром, на полметра вглубь слопали».

К объяснениям промысловиков можно добавить вот такие любопытные строчки:

«...К востоку от острова Айон повсеместно к припаю был прижат массив с преобладанием двухлетнего и многолетнего льда. Преобладающие северные ветры обусловили отсутствие каких-либо разряжений за припаем. Местами в массиве отмечались сжатия до двух баллов...

Низкие температуры воздуха способствовали интенсивному нарастанию льда, и к началу марта толщина ровного припайного льда на участке Айон — Шмидт превышала среднемноголетние значения в среднем на 20—30 см».

Эту справку выдали мне в Певекском управлении Гидрометслужбы и контроля природной среды.

Такая обстановка сложилась зимой 1976/77 года в указанном секторе

Арктики. Поэтому часть животных этого сектора поневоле выбралась на сушу, где и смогла прокормиться, пока не восстановились нормальные условия существования. Случаев падежа белых медведей от голода на суше не зафиксировано, хотя сильно истощенные попадались. Было замечено, что медведи, как обычные олени, копытили: разгребали занесенные снегом ягодники, не брезговали и ветвями кустарников. Вообще примеров вегетарианства белых медведей даже в сытые годы замечено множество.

Черновики этой рукописи пролежали у меня в столе некоторое время, так как рассказы о далеких плаваниях белых медведей и возвращении посуху приходилось слышать только от зверобоев, пастухов да геологов. Ну, еще личные наблюдения. Официальных сообщений ученых не встречалось. Отсюда возникали некоторые сомнения.

Но недавно в руки попала вышедшая в 1983 году книжка полярного исследователя С. М. Успенского «Живущие во льдах». Вот выдержка из нее:

«В Японию и Маньчжурию, как о том свидетельствуют материалы японских императорских архивов, живые белые медведи и их шкуры попадали уже в VII веке. Впрочем, население этих стран могло познакомиться с этими животными и раньше, так как медведи изредка достигали берегов Японии вместе с плавучими льдами».

Как белые медведи находят дорогу домой, на Север? Думаю, тут роль играют два основных фактора.

Первый. Рассудочная деятельность. Белый медведь прекрасно ориентируется по сполохам.

Второй. Несомненную роль играет взаимодействие электромагнитных полей земли и головного мозга животного.

И вообще, кто знает: может быть, электромагнитные поля, как и биосфера,— продукт жизнедеятельности на нашей планете? Сумасшедшая гипотеза автора? Она самая...

Местопребывание белого медведя очень специфично. Оно постоянно в движении: льды ломаются, одни исчезают, другие родятся заново. Поэтому у белого медведя нет четко очерченной территории, как у его наземного бурого собрата. Он вечно движется в двух направлениях — бродит сам в то время как бредут несущие его льды. Белый медведь вполне заслуживает данное ему прозвище — Великий Скиталец. Вот так и сложилась легенда о Буром Призраке Чукотки.

Когда номер готовился к печати, в редакцию пришло сообщение о том, что Николай Бадаев, автор нескольких повестей, рассказов и очерков, опубликованных в журнале «Вокруг света», скоропостижно скончался.

Николай Балаев

Автопортрет «Портацкой» работы

В тот день, когда я приехал к художнику Ивану Сколоздре, он испытал сильнейшее душевное потрясение. Отчасти в этом был виноват я, но главным образом — кошка, которую Иван по недосмотру запер в мастерской, где хранил все свое богатство, созданное за многие годы творчества. Все было бы ничего, пиши он картины, как все,— на холсте. Но Иван Сколоздра далеко не как все...

По причине проживания в хате пяти кошек исчезновение одной из них прошло для хозяина незамеченным. Когда же на четвертый день он, не ведая о случившемся, отпер скрипучий замок, чтобы показать мне свои работы, в приоткрытую дверь из темного проема пулей вылетело обезумевшее животное.

Я испугался за побледневшего хозяина. Воображение рисовало груды битого разноцветного стекла, и мы не решались переступить порог, подготавливая себя к страшной правде. Наконец Сколоздра отчаянным жестом включил свет, и голая лампочка высветила порванные занавески, следы кошачьих лап на стенах и потолке... Картины висели вкривь и вкось, некоторые валялись на цементном полу, но ни одна каким-то чудом не разбилась.

Потерявший было дар речи художник причитал что-то, торопливо благодаря всевышнего, и трясущимися руками ощупывал свои картины, а я в изумлении смотрел на краски, вспыхнувшие от одной тусклой лампочки. Может быть, производимое впечатление объяснялось тем, что из-за недостатка места, а точнее, из-за обилия работ, картины висели на стенах сплошным ковром — от пола до потолка? Да нет, взгляд легко вырывал в этом огромном панно отдельные мазки, и те завораживали ничуть не меньше, а даже больше, чем целое.

Да, картина на стекле — это совсем не то, что холст, уложенный под стекло: цвета чистые, сочные, брызжущие. Композиция у Сколоздры свободная, смелая, даже с вызовом.