Вокруг Света 1988 № 10 (2577) - [23]

Идет митинг на КП 315-й батареи. Мне предоставляется слово. Сумею ли кратко выразить то, что думаю, что чувствую сейчас?

— Товарищи! Память о героях 315-й батареи собрала нас здесь сегодня... Когда в 1941-м враг подходил уже к Москве, блокировал Ленинград, здесь, на Сааремаа, грохотали залпы 315-й батареи. Они ковали нашу будущую победу...

Ярко светило солнце, плескались волны. Над морем кричали чайки. Как говорят легенды, в этих птиц переселяются души погибших моряков...

Сааремаа

Владимир Голицын, кандидат технических наук

Песня острова игрищ

В знойном воздухе плыли купола деревянных церквей Кижского погоста — Спасо-Преображенской и Покровской. Чешуйчатые главки, казалось, осыпаны, как по осени, золотыми кленовыми листьями. А вокруг густотравье лугов, перелески, деревенские избы, приземистые амбары, сиротливые часовенки и ветряки — таким открылся нам остров Кижи с палубы теплохода «Инженер Нарин», спешившего пришвартоваться к свободной пристани. Праздник народных ремесел, ежегодно проводимый на острове, всегда привлекал множество зрителей. Поэтому, оказавшись в Петрозаводске вместе с журналистами Денешем Газди из Венгрии, Ярославом Возобуле из Чехословакии и Йорданом Костовым из Болгарии, я не мог упустить возможности показать нашим гостям народные промыслы Карелии...

Мы торопливо зашагали к Спасо-Преображенской церкви, за которой на лужайке развернулось празднество.

Запруженная народом лужайка разноголосо гудела, пестрела расшитыми длинными сарафанами, рубахами, платками. Толпа расслаивалась, растекалась узкими потоками, они скручивались, а из образовавшегося круга вдруг раздавался смех, изумленные возгласы или выливалась далеко округ хоровая песня. С разных районов Карелии на остров съехались гончары, чеканщики, резчики по дереву, берестянщики, плотники... Да только посмотреть на работу народных умельцев оказалось непросто. Но тут нам повезло. Нам — это мне и Денешу Газди. Остальных мы как-то в сутолоке порастеряли.

— Она! — воскликнул Денеш, замирая на месте.— Снимок на обложку журнала...

Удивленный, я проследил за его взглядом и сразу все понял. В нескольких шагах от нас у небольшого рубленого амбарчика сидела девушка в голубом сарафане, расшитом красным узором. Круглолица, черноброва, огромные карие глаза, толстая коса перехвачена лентой. Склонив голову на плечо, она задумчиво наблюдала за работой молодого плотника, совершенно не обращая внимания на толпившихся вокруг людей. И лишь когда мы защелками затворами фотоаппаратов, девушка подняла на нас удивленные глаза. Разговорились. Выяснилось, что Мария Канева студентка Петрозаводского филиала Ленинградской консерватории, летом в Кижах работает экскурсоводом. А плотник-реставратор — ее друг Александр Яскеляйнен. Знает Мария и многих других мастеров, приехавших на праздник народных ремесел:

— Да вот рядом с Сашей вытесывает заготовки для «лемехов» Борис Елупов. Ремесло это редкое, чтобы покрыть 24 купола Спасо-Преображенской церкви, таких «лемешков» потребовалось более 40 тысяч...

Рассказала Мария и местную легенду, по которой строитель Спасо-Преображенского храма мастер Нестор, закончив его сооружение в 1714 году, бросил свой топор в залив со словами: «Николи не было, николи не будет». А я не мог отделаться от навязчивой мысли: знай Нестор, что будет с его творением спустя почти три века, не бросил бы он свой топор в воду. В самолюбивых спорах сегодняшние просвещенные умы уже который год не могут остановить разрушение храмов Кижского погоста, а только ускоряют их ветшание. Доживет ли чудо-работа Нестора до трехсотлетнего юбилея? Или опять надо доказывать, что для народа памятники русской культуры в Кижах — далеко не застывшая музыка, что она продолжает звучать сквозь столетия?

Не потерять бы свои корни, истоки. Здесь, в Кижах, начинаешь остро, до боли, осознавать, как они нам нужны.

В этот момент где-то рядом негромко зазвучала песня — протяжная, со вздохами, словно пленница чьих-то горестей и надежд. Сильные девичьи голоса долетали до нас затухающими порывами. Их было пять — девушек в разноцветных сарафанах, кружком сидящих на траве. Песня оборвалась внезапно, на очередном вздохе. А в следующую минуту они уже были на ногах, от печали на румяных лицах не осталось и следа. У одной оказалась в руках балалайка. Крут зрителей разом дрогнул и раздался, и закружила русская плясовая под резвый перезвон.

Русская плясовая — для сегодняшней молодежи, можно сказать, музейный экспонат, вроде ветряной мельницы — заставила вдруг парней пойти вприсядку, а девчат выбивать дробь в туфлях на высоких каблуках. Да так самозабвенно, лихо, будто все происходило на вечеринке в родной деревне, где все хорошо знают друг друга. А когда смолкла балалайка, они расходились под аплодисменты немного смущенные...

У дома крестьянина Ошевнева тоже толпился народ. Под гульбищем— широкой, резной верандой — расположились резчики по дереву. Вокруг расписные ковши, похожие на сказочные ладьи, с резным орнаментом кухонные доски, деревянные ложки. Их вырезают на глазах у зрителей из «баклуш» — заготовок. Денеша сразу заинтересовал огромный ковш с двумя ручками — взял его, на вес попробовал.