Вокруг Света 1988 № 06 (2573) - [33]

...Энрике — красив: черные вразлет брови, искрящиеся весельем карие глаза, правильный овал лица, слегка вьющиеся волосы, крупными локонами спадающие на плечи. На матовой смуглой коже пробивается румянец. Вот только замызганный старенький свитер да грязные, в заплатах джинсы выдают, что он — «мучачо де ла калье» — «уличный мальчишка», как называют себя члены бродячего племени. История Энрике типична для большинства из них. Ему исполнилось семь лет, когда его семья с пятью детьми перебралась в Боготу. Первое время ютились в хижине-шалаше, но ее смыло ливнем. Потом стали ночевать в подземном переходе на одной из улиц. С утра все отправлялись на промысел: отец — искать случайную работу, мать с детьми— просить милостыню. После того как Энрике освоился в городе, его отпускали одного — так больше подавали. Однажды, когда вечером мальчуган вернулся «домой», в подземном переходе никого не оказалось. Видно, родители решили, что он может сам позаботиться о себе, и бросили сына. Впрочем, Энрике не в обиде: «Ведь им нужно было думать, как прокормить малышей, а я-то уже большой». Правда, по уличным меркам он был еще «чинче» — «клоп».

Энрике признается, что вначале даже обрадовался, оставшись один. По крайней мере, вечером никто не лупил за плохую «добычу» и не причитал, что он «плохо кончит». Вольная жизнь казалась заманчивой. Переночевав в каком-нибудь закутке, утром Энрике спешил на авениду Каракас, а по воскресеньям на площадь Боливара, где у кафедрального собора после службы подавали особенно щедро. Протягивая руку за милостыней, он мечтал обзавестись ящиком чистильщика обуви, но для «клопа» это было нереально. Даже если удастся накопить денег, «мучачос» постарше все равно отнимут. Вот тогда-то Энрике и вступил в одну из тысяч «галл ад».

«Посторонние считают их шайками малолетних гангстеров, но на самом деле это не так,— пишет журналист Кирк Фелсман, знаток детской беспризорности в Колумбии.— Улица беспощадна. В одиночку на ней не выжить. Поэтому «ниньос де ла калье», повинуясь инстинкту, сбиваются в группы от восьми до пятнадцати человек, деля скудные радости и обильные невзгоды, выпадающие на их долю. В «галладе» подросток находит то, чего не имел дома: эмоциональную поддержку, чувство принадлежности к определенной человеческой ячейке. Ребята постарше опекают младших, в меру своих сил заботятся о них. Конечно, члены «галлад» не брезгуют и мелким воровством. Но это — от безысходности. Вообще-то они предпочитают добывать средства к существованию другими способами».

После того как Энрике стал полноправным членом «галлады» и приобрел определенный уличный статус, перед ним открылось такое широкое поле деятельности, о котором раньше он не смел и мечтать. Теперь можно было безбоязненно чистить обувь; продавать сигареты, газеты, жвачку и прочую мелочь; дежурить на перекрестках, бросаясь чуть ли не под колеса, чтобы протереть стекла. Но больше всего ему нравилось «обслуживать» с напарником автобусы, развлекая пассажиров пением. Благо сердобольные водители не гонят самодеятельных артистов, хотя сменяющие друг друга пары целыми днями ездят из конца в конец. А когда Энрике исполнилось двенадцать, его приняли в «лошадки»: по двое, по трое подростки возили в жилых кварталах тележки старьевщиков.

Однако в последнее время в Боготе развелось столько «ниньос де ла калье», что честной работы на всех перестало хватать. Все чаще «галлада» ложилась спать голодной. Конечно, можно было наняться посыльными к торговцам наркотиками, но Энрике убедил ребят не связываться с ними, чтобы не угодить в тюрьму. Вместо этого они взялись за небольшое вознаграждение охранять автостоянки возле магазинов и кинотеатров от других беспризорников, промышляющих кражей с машин наружных зеркал и дворников. Пока в жестоких схватках потери ограничивались синяками и выбитыми зубами, подростки держались. Но после того, как одному из товарищей Энрике сломали руку, а второму повредили глаз, они единодушно решили, что мизерный заработок не стоит риска.

Вот тогда-то Энрике и придумал гениальную в своей простоте систему «контрактов». Правда, поскольку запатентовать ее он не мог, а успех она гарантировала почти стопроцентный, то быстро стала достоянием и других «ниньос де ла калье». Выглядит это так. «Галлада» выбирает небольшой ресторанчик или закусочную на открытом воздухе и просит хозяина, чтобы он вечером отдавал ребятам объедки. Если ресторатор по недомыслию или из жестокосердия сначала отказывает, его стараются образумить. В часы наплыва посетителей внезапно появляется орава неистово орущих мальчишек, сопровождающих свой «кошачий концерт» оглушительным грохотом импровизированных барабанов из консервных банок. Прежде чем хозяин успевает вызвать полицию, «артисты» исчезают. Поскольку такие «концерты» отваживают посетителей, а угадать, когда последует новый набег, невозможно, после двух-трех повторов ему ничего не остается, как сдаться.

«Те, кто обвиняет беспризорников в рэкете, не хотят видеть простой вещи: ребята стараются взять у общества лишь малую толику того, чего оно их лишило,— пишет Кирк Фелсман.— «Ниньос де ла калье» заслуживает уважения уже тем, что способны выжить без посторонней помощи, хотя шансы на это кажутся ничтожными».