Вокруг Света 1987 № 04 (2559) - [31]

— Уже поздно, отложим на завтра. В лесу и расскажу, нагляднее чтобы было...

С проселочной дороги сворачиваем на едва приметную среди деревьев тропинку. Идти становится труднее. Впереди размеренно вышагивает Пажетнов, а я думаю о том, что ему повезло в жизни на серьезных учителей. Первым был столяр, дед Зинченко, о котором Валентин Сергеевич вспомнил сразу, как только я попросил его рассказать о себе. Как выразился Пажетнов, сознательная жизнь его тогда и началась. Как-то столярам заказ дали — ручки для лопат сделать. Большинство рабочих рубанком заготовку «шуранут» — и в сторону. А дед каждую осматривал, если попадалась с сучками, то браковал. Потом не спеша выбранную заготовку обстругивал, шкуркой наждачной чистил. Вокруг смеялись: «Что ты, дед, для Эрмитажа ручки делаешь?» А тот спокойно, с достоинством отвечал: «Не могу халтурить, соблазну раз только поддайся — пропал человек. То, что делает Зинченко, должно быть на совесть». На всю жизнь запомнил эти слова Пажетнов. Понял, что для старика существовало не просто дерево — материал, а средство выражения самого себя. Работа с деревом для Зинченко была, говоря словами Валентина Сергеевича, «обоюдным уважением друг к другу». И после, за что бы Пажетнов ни брался, делал добротно, на совесть. Такое отношение к труду ковало и его характер — упрямый, стойкий, и это ему вскоре очень пригодилось.

Во время службы в армии увлекся Валентин Сергеевич гимнастикой. Но однажды сорвался со снаряда. С тяжелой травмой положили его в госпиталь. Врачи сказали — хочешь ходить, начинай двигаться, несмотря на боль. Пажетнов мог передвигаться лишь на четвереньках. Тогда привязал он к коленям и локтям дощечки и по 18 часов в сутки, намертво сцепив зубы, чтобы не закричать, измерял вдоль и поперек больничную палату. Когда же его выписали, на полу остались от таких тренировок отполированные углубления.

Уволившись в запас, Валентин поехал в Сибирь, где четыре года добывал пушнину. По три месяца из тайги не выходил. Он сумел окончить заочно Всесоюзный сельскохозяйственный институт, защитил диссертацию. И вот уже более пятнадцати лет работает в Центрально-лесном заповеднике. Вся его предыдущая жизнь стала как бы прологом к эксперименту с медведями — провести с ними в лесу два года не каждый решится и не каждый сгодится. Пажетнов к нему был готов...

— Привал,— командует Валентин Сергеевич, сбрасывая рюкзак на траву. И я с радостью освобождаюсь от своей поклажи, растягиваюсь на мягкой пружинистой траве. Над головой тихо перешептывается листва деревьев, где-то рядом журчит ручей — красота. Вполне возможно, что поблизости притаился, наблюдает за нами и хозяин леса. От этой мысли лирическое настроение моментально исчезает. Я поворачиваюсь к Пажетнову и спрашиваю:

— Выходит, умный зверь — медведь?

— А иначе,— пожимает плечами Валентин Сергеевич,— чего бы это народ складывал про Михаила Михайловича Топтыгина столько басен, песен, сказок. А пословиц — так и не перечесть. Да меткие какие! У многих народов по поверью медведь прежде был человеком-богатырем, которого злой волшебник превратил в зверя. Некоторые охотники в старину, встречаясь с ним, просили прежде извинения и только потом убивали...

Сейчас ученые уже установили, что по своему развитию медведь стоит на третьем месте после дельфина и обезьяны. Полное одиночество и разобщенность с представителями своего рода сделали косолапого суровым и молчаливо-угрюмым. Медведи питаются в основном кореньями, ягодами, плодами, грибами, хотя в их меню входит и мясное блюдо... Причем у них довольно изысканный гастрономический вкус — червивый гриб есть не станут. К тому же зверь очень чуткий и осторожный. Известны случаи, когда медведи годами жили на виноградниках, а хозяева плантаций даже не подозревали об этом. За триста метров косолапый способен услышать любой незнакомый звук и вовремя принять меры предосторожности. Но вот бывали и такие случаи. Нападал медведь на лошадь или корову, и если сразу свалить не мог, то в драке до того входил в азарт, что не замечал иногда, как верхом на своей добыче въезжал в деревню, к изумлению жителей...

После короткого отдыха мы снова отправляемся в путь. Теперь и тропок нет, продираемся сквозь буреломы, густой кустарник... Самая настоящая глушь. Но именно в такой чащобе и должен обитать хозяин леса. Каково же было мое изумление, когда часам к пяти вечера перед нами открылось овсяное поле, окруженное со всех сторон деревьями.

— Видите медвежьи следы? — показывает Пажетнов.— Косолапые здесь частые гости, овсецом приходят лакомиться.

На краю леса, под кроной разлапистой ели, устраиваем наблюдательный пункт. Отсюда хорошо видны места, где, как предполагает Валентин Сергеевич, может появиться медведь-новосел.

— А знаете, как в старину ловили косолапых? — минуту спустя спрашивает вдруг Пажетнов.— Так вот, дупло, где дикие пчелы устроили улей, обносили деревянным кругом — манжетом. Медведю надо было его преодолеть, чтобы добраться до лакомства. Он хватался за слабо укрепленный помост и падал в ловушку...