Вокруг Света 1987 № 01 (2556) - [16]

Но что это? На месте прежних развалин стоит вполне добротный дом со всякими пристройками. Да это же кордон! О нем мне говорили на биостанции. И я стал искать глядень и крест. Или ракурс был другой, а скорее буруны над близкими отмелями беспокоили меня, и я было уже совсем решил уйти под берег, к югу, чтобы отстояться до утра, как вдруг за гребнями пляшущих волн у какого-то подобия слипа-подъемника для лодок с поперечинами-бревнами вижу человека. Он просто наблюдал, как «Пелла» гарцует среди волн.

«Ясно,— догадываюсь я,— человек и не помышляет, что я прорвусь к бухте». Я же думаю о том, как преодолеть разгон валов раньше, чем они выбросят лодку на камни. Уловив момент, на гребне очередной волны, перемахнувшей намойну, влетаю к началу слипа. Тут уже вдвоем, поспешая, спасаясь от очередной волны, слегка окатившей нас, подталкиваем лодку к середине слипа.

— Примете на ночлег?

Человек ответил щедрой улыбкой.

Потом мы познакомились, и добрый встречный оказался лесником Юрием Клоковским. А утром, стоя на свежем ветру, я уже любовался крутыми каскадами гляденя и старинным, добротным, к тому же «веселым» крестом. Но было отчего-то грустно. Куда же подевалось «несметное множество крестов» по берегам и коргам? Это все из той же книги Максимова «Год на Севере», кстати, недавно переизданной в Архангельске и уже ставшей редкостью. Хочется сказать здесь доброе слово о поморских крестах: большинство из них были знаками-обозначителями. Крест служил маяком. Его довольно тщательно ориентировали: читающий надпись на кресте стоял лицом к востоку, и, значит, плоскость креста располагалась вдоль меридиана, а поднятый конец нижней косой перекладины всегда показывал на север. Еще кресты были подобны верстовым или заявочным столбам. По ним узнавали расстояние до жилья и кто рубил крест. Кстати, часто они ставились просто так, чтобы удаль да мастерство показать, посостязаться в грамоте да сноровке, отблагодарить провидение за удачный промысел. Времени для этого хватало. В ожидании попутного ветра поморы, не в пример ныне ждущим у моря погоды, картами да пустозвонством не занимались. Пилили, строгали, разными поделками украшали даже случайную стоянку на дальнем острове. Вот почему на безлюдной косе или низменной луде подчас встречались подлинные шедевры поморского рукоделия. «Сплошь почти и без исключения грамотный и толковый край» — так писал С. В. Максимов в 1859 году.

Известный сказитель Борис Шергин — автор поморских былей — точно подметил неутомимость и тягу к делу своих земляков: «Дай телу принужденье, глазам управленье, мыслям средоточие, тогда ум взвеселится, будешь делать пылко и охотно, чтобы родилась неустанная охота к делу, надо неустанно принуждать себя на труд». Прекрасные слова!

«День хорошей погоды и свежего ветра. Испытание паруса» — так я пометил в своем походном дневнике этот день.

Бросил последний взгляд на Кемлудский, на глядень, на Юрия, все еще стоявшего у слипа. Узким проливом между островом и материком я проходил в малую воду.

В Красной губе потянул северозападный ветер, и весь день я отдал парусу, испытывая ходовые свойства лодки. После полудня, когда разыгравшийся бриз поднял волну, лодку на лавировке стало бить и заливать, я снова сел за весла и долго выгребал к мысу Кузокоцкий. К ночи, отстоявшись на якоре в уютной бухточке, заметил, что ветер стих. Передумал ночевать и, словно обманывая неведомого мне ветродуя, вытащил кошку-якорь из зарослей ламинарий и бодро погреб навстречу скользящему вдоль горизонта солнцу... За мысом бросил весла на воду и сразу обнаружил, что встречное течение сменилось на попутное. Лодка скользила прямо в узкий провал между двумя островами. Рядом тянулись по берегу безмолвные, густо подсвеченные закатным светом валуны. Море щедро отражало срез берега и самое небо, нещадно ломая в жидком зеркале золотистые стволы сосен... Шхеры в губе Кузокоцкой! Как я мечтал о встрече с этим дремучим нагромождением камней и леса, красного гранита и заколдованных бухт. А названия островов! Покормежный, Кокоиха, Березовый, Еловый, Кастьян... Увлекшись, я забыл об отдыхе и все приглядывался в поисках мест промысловых строений, гляденей, вплотную скользил у прибрежий, густо усеянных камнями. «Костливые» берега — как называли их поморы — окружают едва ли не каждый островок, которым несть числа. Близился прилив, а вместе с ним и встречное течение. «В конце концов его лучше переждать»,— подумал я и сам себе отдал команду стать на якорь. Швырнув кошку прямо в заросли морской травы зостеры и набросив угол чехла на окна каюты от бьющего в глаза света, тут же провалился в забытье. Часа через три проснулся от резкой качки. Лодка как мячик плясала на мелких волнах от сильного восточного ветра. Неслись над головой темные тучи. Все же я нашел силы удержаться от соблазна тут же поставить парус и помчаться с попутной волной. Вытащил циркуль и карту. Достал из непромокайки дневник. Сделал записи... От места моей случайной ночевки у острова Лушов до линии Северного полярного круга оставалось семь миль! А там и рукой подать до Беломорской биостанции Московского университета. Там и Бабье Море. Там и конец испытаниям...