Вокруг Света 1986 № 08 (2551) - [14]

— А ну, докажи,— сказал один из бедуинов.

Лютфи достал фотографию, на которой был изображен его приятель Абдель Монейм в черном костюме с галстуком и красавица бедуинка в длинном белом платье. Конечно, никто не знал, что молодые взяли свадебные наряды напрокат, многие восхищенно зацокали языками.

Неожиданное вмешательство Лютфи Гомаа позволило в тот же вечер омде — старосте деревни и шейху племени бедуинов сесть за кофе и урегулировать спор. Братьев Абдель Монейма бедуины отпустили, а старики договорились о выкупе за невесту. Он оказался втрое выше обычного. Но феллахи, довольные, что дело не дошло до кровопролития, собрали его всей деревней.

— Долго же будет Абдель Монейм расплачиваться с односельчанами. Хорошо, что его братья уже завербовались на работу в княжество Абу-Даби, помогут,— сказал мой друг.

Редкий и для наших дней брак феллаха с бедуинкой состоялся. Но дело могло и не кончиться миром.

В своем презрении к земледельцам кочевник может сослаться на слова, приписываемые пророку Мохаммеду, когда в доме жителя Медины он увидел лемех плуга: «Эти вещи не входят в дом без того, чтобы вместе с ними не вошло унижение».

Под словом «крестьянин» мы подразумеваем прежде всего земледельца, хотя в более широком смысле скотовод-кочевник тоже крестьянин. В арабском языке «феллах» только земледелец, кочевник-верблюдовод — «бедуин». Хотя Египет — страна феллахов, нельзя не упомянуть и о кочевниках.

На протяжении истории сложные взаимоотношения вражды и сосуществования, военного грабежа и хозяйственных связей кочевников и оседлых на всем пространстве Северной Африки и Передней Азии были одним из важнейших факторов социально-экономической жизни. Для Египта после нашествия гиксосов-коневодов в XVII веке до нашей эры кочевники, особенно к началу новой эры, ассоциировались с верблюдоводами. С наступлением пустыни на саванну лошадь стала редкостью, предметом роскоши; лишь знать могла позволить себе иметь ее как боевое животное. Главным военно-транспортным животным стал верблюд. Он и оставался таковым вплоть до начала XX века.

Военный потенциал феллахов чаще всего уступал мощи жителей пустыни. Сам тип хозяйственной деятельности превращал кочевника в хорошего воина. Обладание стадами верблюдов позволяло бедуинам собираться быстро и незаметно для противника, наносить удары, а в случае неудачи рассеиваться в недоступную для противника пустыню. Наконец, военно-демократическая организация племен давала готовую и удобную структуру для чисто военной организации, облегчала руководство большими массами людей в походах и сражениях.

Военная, политическая и хозяйственная роль кочевников в современном Египте невелика. Их численность — сто-двести тысяч человек в сорокавосьмимиллионном населении страны — ничтожна. Но такая пропорция сложилась сравнительно недавно. Еще во времена экспедиции Наполеона в конце XVIII столетия бедуинов было триста-четыреста тысяч на два с половиной миллиона населения, что в сочетании с их военной организацией придавало им непропорционально большое влияние в стране. Со времен завоевания Египта арабами кочевники, смешиваясь с египетскими феллахами, способствовали их арабизации, во многих районах воздействовали на формирование этнического типа египтян. Но в целом бракам и ассимиляции препятствовало убеждение «аристократов пустыни» в благородстве своей крови: самый бедный бедуин гнушался отдать дочь замуж даже за очень состоятельного крестьянина.

Боязнь пустыни ассоциируется у многих феллахов с полузабытыми воспоминаниями о набегах кочевников. Противопоставление «оседлый» — «кочевник» было знакомо и в политической практике, и в быту, и в идеологии традиционного общества.

Мирный исход столкновения феллахов и бедуинов, невольным свидетелем которого я стал, был благополучен вдвойне: брак был признан и кровь не пролилась. Если бы кто-нибудь был ранен или — еще хуже,— убит, это означало бы первое звено бесконечной цепочки кровной мести.

Противоречивый, но проницательный египетский литератор и философ Аббас Махмуд аль-Аккад отмечал: «Мы не сможем понять, насколько египтянин консервативен или готов к бунту, если не поймем его любви к семье и его преданности традициям и семейным обычаям. Он консерватор в смысле сохранения семейного наследия, и во имя этого сохранения, консерватизма он готов на восстание, чтобы защитить свои традиции. Египтянин может забыть все, за исключением чувства снисхождения, милосердия и норм поведения в семье».

Египтяне стремятся к стабильности, предпочитая ее переменам, и выше многих других благ ставят семейный очаг. Мало того, улемы-богословы сходятся во мнении, что безбрачие безнравственно и является преступлением перед религией и обществом.

Египетская семья, особенно в деревне, представляет собой большую семейную группу, объединенную родственными связями по мужской линии. Во главе ее стоит пожилой мужчина и его жена; и эта группа включает женатых сыновей, их детей, возможно, женатых внуков и правнуков. Нередко они вместе питаются, владеют общим имуществом, вместе работают, вместе решают дела. Но их связывают не только общие экономические интересы и кровное родство, но и так называемая «асабия» — «кодекс чести» — социальные связи и обязанности большой семьи. У оседлых «асабия» охватывает большую семейную группу, называемую в нашей этнографической литературе «патронимией», у кочевников — племя или даже конфедерацию племен.