Вокруг Света 1986 № 04 (2547) - [29]

Если бы не одно «но». Каждый предмет в этой заставленной гостиной, от круглого стола до катушки ниток, сплошь оклеен почтовыми марками.

И не просто оклеен. Цвет и фактура любой вещи, игра света и тени переданы цветом, формой и расклейкой марок. Чувству меры здесь позавидовал бы любой мастер инкрустации или мозаики, а художественному вкусу — любой дизайнер-профессионал. Вот, например, фортепиано, выпущенное фирмой «Бродвуд и сыновья» в 1840 году, в том же самом году, когда вышла в свет первая почтовая марка. Благородное дерево кажется потемневшим от времени, но на самом деле это тысячи темно-красных викторианских одноцентовых марок. Кочерга и каминные щипцы блестят начищенной сталью, но это — серо-голубой цвет 15-сантимовых французских марок двадцатых годов. Каждая чешуйка щуки в аквариуме — канадская трехцентовая марка. Аквариум кажется заполненным водой, но это именно «кажется» — дело в том, что три его стенки оклеены бледно-голубыми немецкими и австрийскими марками, а каждый листок водорослей — темно-голубыми полуцентовыми с портретом Георга V.

Для такого хобби нужно было много марок, но жизнь цирка проходит на колесах, и частые переезды позволяли клоуну собирать материал для шуточной коллекции. К тому же у Альберта Шейфера было много друзей. Когда травма не позволила артисту выходить на арену, товарищи посылали ему марки со всех концов света. И год за годом он продолжал наклеивать...

На комнатном глобусе территория каждой страны была покрыта марками с ее гербом. Так получился уникальный в своем роде «политический глобус» начала века. Только на самую большую страну — Российскую империю — не хватило материала: в 1917 году Октябрьская революция навсегда «погасила» марки с двуглавым имперским орлом. Так и осталась эта деталь — единственная на всю комнату — неоконченной.

Через несколько лет после второй мировой войны семидесятилетний клоун завершил работу над Комнатой Марок. А в 1958 году Альберта Шейфера не стало. Его друг, Артур Ван-Норман, готовясь превратить Комнату Марок в общедоступный музей, провел в ней четыре месяца, реставрируя, подклеивая, подрезая и подгибая марки. А потом в последний раз покрыл весь ансамбль (Ван-Норман избегает называть Комнату Марок коллекцией) лаком. Пересмотрев едва ли не каждую марку из миллиона, Артур Ван-Норман не нашел легендарного «Голубого Маврикия» или других раритетов прошлого века. Но, по его утверждению, тени домов на одном из городских пейзажей, что висят над камином, выклеены знаменитыми и очень дорогими «Черными однопенсовиками», а голубые ленты на портрете леди Гамильтон — «голубыми двухпенсовыми с портретом Виктории», каждая из которых стоит сегодня дороже приличного автомобиля (правда, это в том случае, если она находится в альбоме и состояние ее безупречно). Марки Шейфера — на глаз видно — кое-где обрезаны, кое-где подогнуты...

Один французский журналист, побывавший в Комнате Марок Альберта Шейфера, спросил: «Каково главное чувство филателистов, посещающих этот необычный музей на обычной Кинг-стрит в обычном английском городе Ярмуте,— восторг или отвращение?» Но, может быть, надо спросить иначе: «Не ощутил ли автор великолепной выдумки, что посмеялся над собой? Ведь пожертвовать часы досуга пяти десятков лет ради единственной шутки — не слишком ли это дорогая цена за юмор?»

С. Чуров

1100 километров на мотонартах

Стоял легкий морозец, и мотонарты шли на редкость резво. Поверхность тундры была чуть-чуть холмистая, и от этого создавалась иллюзия знакомого движения по морю, когда мертвая зыбь плавно поднимает и опускает плывущий корабль. Слева лежало Охотское море...

Уже ночью, при свете фар и фонариков, мы подъехали к реке Хайрюзова, на противоположном берегу которой находился поселок. Сейчас, в темноте, река казалась широкой. К тому же поверх льда стояла вода. Ситуация была не из радостных. На той стороне призывно светился огнями поселок, предлагая теплый ночлег, а здесь голая, без единого кусточка тундра. Желание закончить сегодняшний долгий путь в доме взяло верх, и мы решили переправляться. Свет фары выхватил из темноты полоску реки, не доставая противоположного берега. Темная поверхность вызывала озноб... Никто с уверенностью не мог сказать, что лед, по которому нам предстояло двигаться, был достаточно прочен. Виталий Меньшиков, руководитель экспедиции, с палкой в руках шел первым, простукивая каждый метр, за ним медленно, соблюдая дистанцию, двинулись мотонарты. Нервы у нас были напряжены до предела. Вдруг где-то на середине реки услышали треск. В этом случае обычно говорят, что все внутри похолодело. Нам же стало жарко. Все тело напряглось в ожидании непоправимого, и, если бы треск повторился и лед начал проваливаться, вряд ли бы мы могли принять правильное решение. Но все обошлось. А когда наутро мы увидели место переправы, казавшееся теперь таким мирным, стало смешно за наши ночные страхи.

Мы рассказали лишь об одном эпизоде нашего похода на мотонартах от Петропавловска-Камчатского до поселка Палана, вдоль западного побережья Камчатки. 1100 километров по снежной целине... Долог и труден был путь к старту. Потребовались годы труда над самодельными машинами, многочисленные выезды в горные районы по отработке техники и тактики прохождения перевалов, незамерзающих рек, глубинных снегов и обледенелых склонов. Но этот труд оправдал себя: экспедиция, которую мы посвятили 40-летию Великой Победы, прошла успешно.