Вокруг Света 1986 № 03 (2546) - [7]

Переоборудование самолета — дело совсем не простое. Не один раз в опытно-конструкторском бюро имени СВ. Ильюшина, возглавляемого генеральным конструктором академиком Г. В. Новожиловым, взвешивались все «за» и «против», прежде чем давалось добро на установку того или иного научно-измерительного комплекса. Долгими часами проводились испытания сложной аппаратуры — на земле и в воздухе, в рабочих и экстремальных условиях. Необходимо было проверить, как поведет себя установленная аппаратура во всех режимах, будет ли достигнута совместимость всех научно-исследовательских комплексов, не отразится ли их деятельность на работе навигационных систем самолета.

Создание летающей лаборатории — дело многих организаций, институтов и специалистов АН СССР. Но, по мнению Владимира Федоровича Некрасова, доля труда кандидата физико-математических наук Сергея Борисовича Степина, многие годы занимавшегося исследованиями в области дистанционного зондирования океана, в этом деле самая большая.

Ил-18 ДОРР оснащен аппаратурой, которая позволяет обнаруживать не только скопления рыб, но и определять концентрацию фитопланктона, измерять температуру воды, составлять карты тепловых полей, вести учет морских млекопитающих, оценивать запасы водорослей, определять площади загрязнений акваторий, составлять климатический прогноз на основе радиационного баланса, а при необходимости осуществлять ледовую разведку, вести оперативный контроль за расстановкой судов на промысле и орудиями лова...

— 16 часов 30 минут. Время московское. Приступаем к работе, — объявляет по внутренней трансляции Владимир Ильич Черноок, возглавляющий коллектив испытателей ПИНРО в этом полете.

Высота триста метров. Теперь над нами хмурая пелена облаков, а внизу — темно-синее в белых барашках море. Оно штормит, волнение — 4—5 баллов. И насколько хватает глаз — безжизненная морская пустыня.

Пожалуй, самое напряженное время сейчас у пилотов. Скорость сброшена вдвое, огромная машина — полетный вес самолета 56 тонн — довольно близко от воды. Автопилоту особо не доверишься, случись что — решение предстоит принимать мгновенно. Руки пилотов не выпускают штурвал. По левому борту ведет наблюдения летнаб Асютенко, по правому — молодой океанолог Главатских. Из обтекаемых выпуклых блистеров, которые прозрачными пузырями выступают по бортам самолета, они могут озирать океанические окрестности с несущегося разведчика, как из корзины воздушного шара. Но для такого дела требуется большой опыт. Надо обладать немалым мастерством, если хотите — прирожденным талантом. Людей такой профессии, как признаются они сами, можно по пальцам пересчитать.

А летчик-наблюдатель ведет непрерывный репортаж практически обо всем увиденном: о стаях птиц, скоплении китов, морских зверей, если таковые есть, об изменчивости цвета воды, о разливах нефти... Вся информация поступает на центральный пульт бортовой автоматизированной системы и записывается на магнитофон. Потом прослушивается, дешифруется и вместе с теми наблюдениями, которые осуществляют приборы, наносится на перфокарты и вводится для обработки в бортовую ЭВМ.

Второй салон — это царство радиоэлектроники. Горят цветные экраны телевизоров, вспыхивают голубые шрифты поступающей информации на дисплеях, вычерчивается маршрут на графопостроителе, непрерывно печатаются данные на перфокартах.

Владимир Ильич Черноок, не отрывая взгляда от мерцающих экранов, показывает мне перфокарту с данными и поясняет, что означают закодированные цифры. Они показывают время, широту, долготу, высоту, крен, температуру воды, ее цвет, то есть количество хлорофилла. Больше зелени (грубо — фитопланктона), больше можно ожидать и рыбы. На перфокарту заносятся и данные летчиков-наблюдателей. Затем идут объекты, которые фиксирует лазер. И так через каждые шесть секунд. Ценнейшая информация для берегового научно-исследовательского института...

С работой лазерной установки я еще познакомиться не успел. И, не теряя времени, отправляюсь в хвостовой отсек. Здесь гораздо спокойнее и тише. Володю Пеннера и Виктора Попова я уже знал, и вот познакомился с Леной Надеевой, также «управляющей» лазером. Заметив, что я с интересом наблюдаю, как тянется из дула лазерной пушки прямая и тонкая зеленая «нить», Лена с улыбкой говорит:

— Если хотите, можете потрогать рукой.

Предложи мне такое Володя или Виктор, я бы ни за что не согласился. Но под лукавым взглядом Надеевой храбро перекрываю зеленый лучик ладонью и... ничего. Луч лазера, объясняет Лена, уходит к морской поверхности, пронзает ее на определенную глубину, потом возвращается и «рассказывает», есть ли там скопления рыбы или нет. Работает он эффективнее при сумеречном освещении, когда косяки поднимаются с глубин ближе к поверхности, а глаз наблюдателя уже не в состоянии разглядеть их.

Рабочее время всегда бежит стремительно. Мы постоянно удаляемся галсами к северу, так что недалеко осталось и до Земли Франца-Иосифа. Бушевавшее в начале полета море давно успокоилось. А облачная пелена все густеет, становится уже непроницаемой, ватные клочья ее опускаются порой до воды. Возможно, в изменении погоды и крылась основная причина того, что косяки мойвы нам так и не встретились. Лишь к концу четвертого часа полета появились стаи чаек, потом киты. Все говорило за то, что где-то недалеко рыба, но... наше время работы на сегодня закончилось. В Мурманск самолет должен вернуться с запасом горючего на два часа полета. Так положено по правилам безопасности. А завтра примерно отсюда будет начат новый маршрут.