Вокруг Света 1986 № 01 (2544) - [31]

— Как же вы пережили крушение своей мечты? — дождавшись удобного момента, когда мы остались одни, спросил я его.

Алексей Александрович вместо ответа встал из-за стола, подошел к стеклянному шкафу и вынул из него корень, установленный на подставке. Затем откинул занавеску окна, чтобы было видней, и поставил корень передо мной.

— Вот! — сказал он.— Нравится? Этот корень нашли в нашем подвале, когда проводили водопровод. Он рос из-под стены в куче кирпича. Каких мучений стоил ему поиск выхода из темного подвала!

Позже Алексей Александрович рассказывал, что после войны не раз пробовал заняться любимым делом — строить модели, но как только начинал точить мелкие детали, тяжелая контузия давала себя знать: руки дрожали. Но на другой день он снова брал инструмент, снова и снова тренировал пальцы. С годами движения рук стали твердыми и уверенными.

После войны Алексей Александрович переехал с матерью на родину, в Чистополь. Устроился работать художником-конструктором на часовом заводе, женился.

...Через каждые один-два года на полке в квартире Корнева появляется новый кораблик. Работа начинается с изучения исторических книг, старинных гравюр, чертежей, с подбора строительного материала — кипариса, ореха, тиса, дуба... К изготовлению частей корабля, его оснастки мастер приступает лишь тогда, когда у него уже сложился образ корабля.

— Алексей Александрович, почему многие, казалось бы, эффектные модели на конкурсе получили меньше баллов, чем ваши? — спросил я.

Корнев в этот момент возился с парусами своего нового корабля. Подвешенные к мачтам кусочки белых тряпочек он смачивал водой, в которой был крахмал, и подтягивал их миниатюрными гитовами так, как это делали в прошлые века матросы на настоящих парусниках. Подтягивал настолько, насколько подсказывала ему интуиция. Подсыхая, паруса как бы оживали, сохраняя те естественные складки, которые хотелось видеть мастеру.

— Парусники XVI—XVIII столетий состоят из нескольких тысяч деталей, — ответил Корнев.— Столько же будет и в моей модели, в масштабе один к двумстам. Например, блоки для подъема верхних парусов у меня в несколько раз меньше головки английской булавки. И эти блоки, если надо, будут работать. Если надо, будут открываться бортовые люки пушек, отдаваться якоря. Только такая модель может называться моделью...

Корнев подтянул последний парус, посмотрел на меня хитроватым взглядом и добавил:

— Но дело не только в этом. Вам приходилось бывать в Центральном военно-морском музее?

Приезжая в Ленинград, я, конечно, заходил в музей, но не признался, слукавил:

— Нет, а что?

— Если придется побывать, попросите показать парусники первой половины XVIII века. Среди них вы наверняка обратите внимание на один...

— Что же это за необыкновенная модель?

— Модель как раз обыкновенная... Небольшой парусник. Он не из красного дерева и не из сияющей бронзы. Возле него сразу забываешь, что перед тобою модель, а не сам корабль. Стоишь и слышишь плеск волн, разрезаемых форштевнем, скрип веревочных лестниц, запах пеньки и гул ветра в парусах. И даже крики палубной команды... Прежде чем начинать новую модель, я всегда вспоминаю этот парусник.

— Но кто же сделал его?

— О! Парусник этот сделал человек, знающий море, понимающий его сердцем...

— Не томите, Алексей Александрович! Чья это модель?

— Она сделана руками самого Петра Первого.

— Петр занимался судомоделизмом? — не поверил я.

— В те времена прежде, чем строить большой корабль, делали его модель. И видно, Петр вложил в эту работу всю душу.

...Несколько дней я приходил к Корневу и наблюдал за его работой. Однажды смотрю и глазам не верю: отдирает обшивку на одном из кораблей.

— Алексей Александрович! Зачем вы это делаете? Было так красиво!

— В моих кораблях не должно быть фальши, — ответил Корнев, — я сделал обшивку корпуса этого парусника из сосны, а на днях из достоверных источников узнал, что она была дубовой...

— Неужели это имеет принципиальное значение для модели?

— Для абстрактной — нет! А если это модель исторического корабля? Тут не только материал должен совпадать, но даже форма и рисунок палубной доски... В этом и состоит ценность модели для людей. Она — кусочек воссозданной истории.

Тогда-то мне и вспомнился давний разговор с одним судомоделистом.

— Чудак он, этот Корнев, — рассуждал мой собеседник.— Ему мало того, что он до мелочей обставляет модели деталями, которые видны снаружи, так он еще умудряется во внутренних помещениях, закрытых верхней палубой, обставить все, как это было много веков назад... Построил знаменитую «Санта-Марию», но ему этого мало! Решил и мебель сделать в капитанской каюте Колумба... И что же вы думаете? Сделал!

Признаться, это «чудачество» вначале меня тоже удивляло. И, как-то рассматривая дома у Корнева корабль, где были тщательно проработаны каюты, трюмы, перекрытия, трапы, ведущие в эти трюмы, и был даже миниатюрный компас, я заметил:

— Алексей Александрович, ведь этого никто не увидит! Зачем столько труда? Столько драгоценного времени отрывать на работу, которую никто не оценит?!