Вокруг Света 1986 № 01 (2544) - [25]

Город открылся неожиданно: справа на горной круче — древнейшая крепость Нарин-Кала, а впереди, над кронами многовековых платанов, одиноко высится голубой купол Джума-мечети. Перед нами тот самый старинный Дербент, который греко-римские историки называли Албанскими или Каспийскими воротами, грузинские — Дзгвис-Кари (Морские ворота), арабские историки — Баб-ал-Абваб (Главные ворота)... Русские же летописцы называли его Железные ворота, Дербень.

Имя города происходит от персидского слова «Дарбент», что означает «узел ворот»: естественный проход между Каспийским морем и Кавказскими горами был наиболее удобным путем из Юго-Восточной Европы в Переднюю Азию.

Крепостная стена цвета песчаника. Ворота. Каменная арка пропускает нас в Старый город. Здесь древность не надо искать — шаг твой гулко отдается в прохладном камне. Не ты подступаешь к прошлому, а оно медленно ведет тебя по своим лабиринтам. Незримо пленит. Узкие улицы, кривые тупики, плоские крыши... Стертые ногами горожан ступеньки, ведущие в старинные бани, — все это невольно напоминает одну из легенд возникновения города, описанную декабристом А. Бестужевым-Марлинским, долгие годы жившим в Дербенте: «К рассвету Дербент поднялся на ноги, но заря ахнула от изумления, взглянув на него впервые, это был поток камней и грязи с трещинами вместо улиц, которых сам почтенный строитель не распутал бы среди бела дня. Все, даже дома, родились слепыми, все их черепа были сплющены под адской пятою, все они пищали от тесноты, ущемленные между двух высоких длинных-предлинных стен. Все походило, од? ним словом, на огромного удава, который под чешуей домов растянулся с горы на солнышке и поднял свою зубастую голову крепостью «Нарын», а хвостом играет в Каспийском море».

Но сегодня, когда с высоты смотришь на раскинувшийся город, на невесомый парящий купол Джума-мечети, то расплывающийся в пелене горячего воздуха лета, то снова проступающий над матовыми строениями, ловишь себя на мысли, что современность города — прямые улицы, белые острова башен и шумный говор главной улицы, в которой ты только что окунался, — воспринимаются как должно. Как неотъемлемая часть Дербента...

Тебя манит Старый город, тихая прохлада прошлого. Идешь молча. Безлюдно. Вглядываешься в иссохшие камни стен и домов, и вдруг до тебя доносятся голоса людей из-за забора. Входишь в открытые ворота, и хозяин дома встает из-под тутового дерева тебе навстречу.

 

Так, войдя в первый же двор, мы оказались гостями Алимрада Алчярова. Хозяин приветливо приглашает нас на просторную прохладную террасу. У станка с натянутыми разноцветными нитями сидят две девушки. Они, не обращая внимания, продолжают работать — ткут ковер. А мы, глядя на их быстрые руки и гордую осанку, слушаем рассказ главы дома, отца. Узнаем, что ковроткачеством в его семье занимаются издавна. И для того чтобы ковер получился цельным и рисунки ровными, вышедшими как бы из-под одних рук, необходимо подбирать пары ковровщиц по их характерам...

Мы благодарим хозяев за гостеприимство, желаем им счастья, а сами продолжаем путь к крепости Нарин-Кала.

В. Деруга

Борис Камышев

«Когда-нибудь это кончится...»

После долгих лет вынужденной эмиграции ему недавно удалось побывать у себя на родине, в Чили. Нас познакомил чилийский журналист Андрее на вечере солидарности, и мы договорились о встрече, чтобы подробно поговорить о том, что он видел во время своей поездки.

Разумеется, пока в Чили сохраняется фашистский режим, его настоящее имя должно оставаться в тайне. Для нас сидящий напротив человек — просто чилийский коммунист Фернандо.

Смуглое лицо худощаво. Высокий, покрытый ранними морщинами лоб и крупный волевой подбородок можно было бы назвать суровыми, но глаза — необыкновенно добрые, лучистые — сразу располагают к себе.

Конечно, Фернандо ездил в Чили не из любопытства. Стоило ему попасть в поле зрения пиночетовской охранки, маскирующейся под благозвучным названием «Национальный информационный центр» — «Сентраль насьональ де информасьон», — а на самом деле ни в чем не уступающей своей зловещей предшественнице ДИНА, и тогда не миновать ареста, застенков, пыток. А могли и просто убить, как уже убили многих товарищей.

Фернандо показывает кипу газет и журналов, лежащих на столе.

— Это я привез оттуда. Официальная пропаганда пытается уверить, что счастливее чилийцев никого нет. Абсолютная чушь! С каждым днем ширится борьба против режима Пиночета. Но понять, почему вопреки жесточайшему террору сопротивление народа становится все решительнее, почувствовать все это можно, лишь побывав там, в Чили.

«Без борьбы нет перемен!»

По приезде в родной Сантьяго Фернандо поселился в центре в недорогой гостинице на улице Кинта-Нормаль, рекомендованной друзьями. Больше всего ему хотелось сразу же отправиться к отцу, которого не видел много лет. Но нужно было осмотреться, чтобы не подставить под удар ни его, ни себя. Поэтому первые дни Фернандо ограничивался неспешными прогулками по центральным улицам.

Внешне здесь все выглядело так же, как и раньше. Зазывно сверкали витрины магазинов, соперничали свежевыкрашенными и подновленными фасадами здания банков и иностранных концернов. Можно было подумать, что процветание и впрямь снизошло на чилийскую столицу, если бы в уличной толпе то и дело не мелькали лотошники с какими-то жалкими поделками и не было такой массы праздно слоняющихся людей с изможденными лицами — безработных.