Вокруг Света 1984 № 01 (2520) - [17]

— Колоколу больше ста лет,— поясняет Надежда Григорьевна. Я трогаю массивный язык за привод, ведущий в небольшое укрытие под навесом, и слушаю рассказ о маячном житье-бытье, о ветрах и туманах, о визитах медведей и о море, вечно и неумолкаемо кипящем у скал, о басовитом реве колокола — почти тысячекилограммовой глыбе металла...

Уже в темноте мы ставим лодку на подветренном берегу с расчетом оказаться в отлив на галечной отмели. Знакомимся с Геннадием Сальтевским — он с участка связи.

— Так вы из Звенигорода? — удивляется Геннадий.— А у нас земляк ваш работает. Вот сюрприз для него будет...

Вопреки обыкновению ветер не стихал всю ночь и к полудню, когда мы делаем новую попытку выйти за мыс, даже усиливается.

Наверху в домике связистов знакомимся с Василием Солдатенковым. Высокий, стройный, совсем как юноша,

Василий вспоминает свой недавний отпуск, Подмосковье, жену, маленькую дочь и не может прийти в себя от необычной встречи.

— Надо же,— не устает повторять он,— живем рядом, а встретились на самом краешке нашей земли...

Впервые за весь поход мы отдыхаем на берегу под надежной крышей, а на рассвете звон будильника возвращает нас к морю. Густой туман, совсем окутавший Сюркум, сулит ослабление ветра. Часа через четыре маяк напоминает о себе лишь гортанным голосом наутофона, подающего туманные сигналы. Лодку трясет при каждой встрече с волной, но вдруг клубы дождевых туч рассекает молния и на нас выливается такой поток, что теперь приходится отливать за борт совсем пресную воду. Несколько часов, в сплошном грохоте грозы лодка упрямо идет вперед, и вскоре мы обнаруживаем, что волны исчезают. Когда надоевший полуостров наконец кончается и мы подворачиваем к югу, ощущаем легкое дуновение попутного ветра...

После короткого знакомства с обширной Советской Гаванью и городом все как будто сразу изменилось, и мы ощутили теплое дыхание Японского моря. В сумерках среди редких туч показалась долгожданная и уже довольно яркая луна. В темноте высадились на берег. Быстро вскипятили воду, заполнили чаем термосы и банки и начали ночное плавание. Берег, обрывистый и угрюмый, подсвеченный луной, тянулся на почтительном расстоянии. Когда скрылось за горизонтом ночное светило, мы различали берег при свете звезд, а по шуму прибоя догадывались, что там могло ожидать нас в случае аварийной высадки: галечный пляж или отвесные скалы. Только к вечеру нового дня семибалльный юго-восточный ветер загнал нас на отстой в реку Тахтинку, приустьевый бар которой нам удалось преодолеть без особых помех. Впервые за сутки мы прошли более ста километров...

Днем 17 августа перевалили «экватор» нашего маршрута. После мыса Золотой потянулось по правому борту побережье Приморского края. Усилившийся попутный ветер не позволил войти нам в устье Самарги — да мы просто не могли его отыскать на песчаной косе, окутанной пенистым валом прибоя. Ночь погнала нас прочь от берега, и к утру мы с опозданием обнаружили коварный поворот ветра. С трудом выгребая к берегу, вошли в речку Светлую и в поселке узнали, что сутки назад в Приморье объявлена тайфунная опасность. В балке лесозаготовителей, где мы укрылись от грянувшего внезапно проливного дождя, пьем чай и, поглядывая в окошко, ожидаем резкого подъема воды в реке.

— Вот почему мы не встретили ни одного судна... Да и поворот ветра говорил о том, что тайфун пошел на Курилы,— запоздало объясняю я перемену в погоде. И, словно подтверждая реальность своего существования, тайфун набросил на поселок непроглядную пелену ливня. Кутаясь в дождевик, в проеме двери возник высокий молодой человек:

— Это вы на лодке идете во Владивосток? Без мотора и паруса?

Не дождавшись ответа, юноша побежал к лодке и, осмотрев ее, возвратился. Преподаватель физкультуры в поселковой школе, он, казалось, был обескуражен тем, что мы идем только на веслах...

Только к вечеру улеглась непогода, а утром, сплавившись по притихшей речке, мы встретили в море лишь трехбалльную зыбь, напоминавшую о прошедшем тайфуне. Через сорок часов МАХ-4 оказалась в ста пятидесяти километрах от Светлой. Не получив за все это время очередного прогноза — опять пустынно было в прибрежной полосе,— мы приткнулись к берегу у селения Великая Кема, где за грядой беспорядочно разбросанных в море камней нашлось закрытое от ветра место. Были и другие веские причины для остановки: кончилась пресная вода. Да и опыт общения с тайфуном научил нас осторожности...

Шел, а точнее, заканчивался двадцатый день нашего перехода.

По синим волнам океана

Долину, окруженную остроконечными лесистыми сопками, со стороны моря ограждала высокая галечная коса, за которой билась в поисках выхода река Великая Кема. Мощный накат в шторм замывал устье, заставляя реку петлять вдоль косы и находить промоину, совсем незаметную с моря. Не будь этих сопок да морской воды цвета синего кобальта — не отличить этот распадок от черноморской долины где-нибудь в районе Туапсе. В этот день, жаркий, с кристально-прозрачным воздухом, мы словно заново открыли для себя этот удивительный, насыщенный синевой цвет моря. Высадившись на берег, мы уже не отыскивали приметы сходства со знакомыми ландшафтами, а, напротив, радовались именно этой природе: огромным листьям дуба, лиане пахучего лимонника, развесистому, с длинными иглами кедру, маньчжурскому ореху. Уже в сумерках полностью осушили лодку, развесили для просушки многострадальные одеяло и спальник. На длинном, выбеленном прибоем стволе лиственницы я разложил свои поварские припасы, а Евгений отправился за водой к крайней избе. Через час он возвратился вместе с крепким молодцеватым человеком, который хоть и был в возрасте, но на старика никак не походил.