Вокруг Света 1983 № 06 (2513) - [17]

...День кончается. На безоблачном ранее небе разбросали свои перья прозрачные облака, невесть откуда появившиеся. Солнце, как на салазках, съезжает за гряду облаков у горизонта и посылает над ними последние лучи. Они подсвечивают серебристые перья, окрашивая их снизу в тревожные багряные тона. Облака сразу становятся двухцветными: свинцово-серыми сверху и багровыми снизу. Над горизонтом сгущаются краски: желтовато-зеленые тона переходят в розовые, и тут же небо отчетливо лиловеет. Над головой проступают первые звезды...

Астрономические сумерки — так называют это время штурманы: и звезды видны, и горизонт хорошо выражен. Можно брать секстант и «ловить звезду», то есть определять ее высоту над горизонтом, что позволит затем, после решения нескольких задач, узнать координаты нашего места. Мне нравится поэтичность этого штурманского термина: астрономические сумерки.

Но сумерки сумерками, а надо готовиться к ночным тралам. Их будет два: на глубинах пятьсот и восемьсот метров. Первое траление намечено провести около двадцати трех часов. До этого надо покончить со всей канцелярской частью обработки сегодняшних результатов, поужинать — и на выбор: либо идти смотреть фильм, либо вздремнуть хоть час-полтора.

Переодевшись, отмывшись, иду на ужин. День окончен, но для меня работа только и начинается. Ведь я специалист по креветкам. Если днем я в основном помогал ихтиологам, так как креветок и кальмаров на этот раз было немного и времени они отняли мало, то ночь — моя, «креветочная». Поэтому, отвергая соблазн кино, «падаю в ящик», даже не раздеваясь, лишь завернувшись в одеяло.

Проспать не боюсь. На страже «креветочный рефлекс». Суть его в том, что за время рейса постепенно вырабатывается условный рефлекс на определенный сигнал, связанный с выборкой трала. Если я ночью просыпаюсь сам не знаю отчего, значит, пора идти в лабораторию и надевать рабочую одежду. Может быть, это вибрация или неуловимый обычным ухом звук, но что-то будит меня в самый необходимый момент.

И вот опять улов на палубе — мы с ведрами, ящиками и зюзьгой приступаем к делу. Общая цветовая гамма резко изменилась: нет серебристо-серого, серебристо-розового. Нет перламутра живой рыбьей чешуи, муаровых и голубых разводов рыбьих спинок. Картина и стать окружающей ночи: общий черный тон окраски рыб, на котором серовато-стальные вкрапления хоплостетусов, розовые пятна глубоководной скорпены и пурпурные брызги креветок. Это сочетание цветов настолько необычно, что действует даже на таких предельно реалистически мыслящих людей, как наши тральцы. Ихтиологи погрузились во все оттенки серого и черного, а я собираю благородный пурпур. Это не мешает нам помогать друг другу, и я любуюсь выставкой глубоководной ихтиофауны так же, как они — моими любимыми креветками.

Среди рыб преобладают деании — черные, шершавые акулы со сверкающими зелеными глазами. И множество макрурусов. У них острое рыло, маленький ротик, тело, сходящее на нет в длинный змеевидный хвост. Иногда их называют «морскими крысами». Макрурусов много, они разные, но в этом районе больше всего трахиринхуса, как бы одетого в рубчатую и граненую броню, — что-то вроде плавающей, остромордой и длиннохвостой гранаты»лимонки».

Между ними то и дело встречаются маленькие, черные, покрытые слизью рыбки. Каждая — как бы плавающая зубастая пасть с небольшим придатком в виде остального тела. Саблевидные, шиловидные, загнутые назад зубы некоторых так велики, что рот не закрывается. У других морда в профиль производит впечатление этакой недовольной старушечьей физиономии с поджатыми губами. Но потяните-ка за нижнюю челюсть. Разверзнется обширная пасть-раскладушка, явно приспособленная для захвата существ значительно крупнее самого хищника.

Попадаются и удильщики разных размеров — от малявки с ноготь большого пальца до чудовища в полтора пуда весом. И у всех над огромной зубастой пастью — один из лучей спинного плавника, превращенный в удилище с приманкой на конце.

В этом царстве черного цвета попадаются и серебряные пятна. Вот рыбешка угловатых форм, сплющенная с боков до предела,— непонятно даже, где в этой пластинке могут поместиться все ее внутренности. Она как бы инкрустирована серебряными зеркальцами и похожа на... сувенирный топорик. Понятно, почему ее назвали аргиропелекус: с латыни это так и переводится — «серебряный топорик».

Улов разобран, и я, оставив своих коллег-ихтиологов корпеть над книгами в усилиях определить всех попавшихся в трал, удаляюсь в лабораторию. Теперь моя очередь. Вывалив улов из ведра в большую кювету, сажусь за разборку. Отдельно кладу кальмаров: крупных, винно-красных кальмаров-стрелок, маленьких кальмаров Банкса, похожих на карандаши; студенистых октопотевтисов. Но с ними займусь потом. Прежде всего я копаюсь в горе креветок, раскладывая их по видам.

Сначала извлекаются «мастодонты» цвета артериальной крови — плезиопенеусы. Они достигают тридцати сантиметров в длину и весят до трехсот граммов. Это самый крупный вид среди креветочной братии, и, когда я складываю их отдельно от остальных, куча заметно уменьшается.