Вокруг Света 1983 № 06 (2513) - [16]

— Траловая — рубке!

— Слушает траловая.

— Трал к отдаче готов?

— Готов.

— Отдать трал!

Щелкает контроллер грузовой лебедки, натягивается трос, гак которого зацеплен за специальные «уши» на мешке трала, и стаскивает мешок по слипу. Там его подхватывает вода, он, как живой, устремляется с палубы, а за ним и весь трал, гремят бобинцы, перекатываясь через рол. Весело перестукивают кухтыли, ворчат лебедки, вытравливая кабели и голые концы.

Пошел трал! Значит, через полчаса мы опять будем ждать и волноваться: что же он нам принесет?

Время пробегает быстро, и снова мешок вползает по слипу. Сразу чувствуется: там что-то есть! И действительно, появляется раздутый от рыбы кутец. Это уже явно не «научный» улов! В чан хлещет вода: рыба не должна разбиваться о его железные стенки.

Матросы подтаскивают грузовой крюк, цепляют за строп, продетый в проушины на конце предохранительной сети, которая одевает траловый мешок. Звучит команда: «Вира!» — кутец приподнимается, разворачивается и под крен судна ложится к чану. В чан устремляется «рыбопад». Он идет с краткими остановками, чтобы дать нам возможность взять пробу и отобрать крупные виды рыб, попавшие в трал отдельными экземплярами. Мы работаем «не покладая зюзьги». Стоя по колени в бьющейся рыбе, оттаскиваем наполненные ящики. Полдневное тропическое солнце жарит спины, рыба осыпает нас чешуей, прилипающей к коже в самых неожиданных местах, и потом мы долго не можем от нее избавиться.

Но вот рыба в чане, трал приготовлен к отдаче, и мы опять разбираем пробу. На этот раз преобладает ставрида. Крупная нагульная рыба, внутренности которой заплыли жиром. Она копит его, готовясь к нересту, — аккумулирует энергию. И мы взвешиваем, меряем, вскрываем, определяя физиологическое состояние рыбы, вынимаем слуховые камешки — отолиты. Их укладывают в специальные книжки, страницы которых завертываются, фунтиками. Туда же записываем все необходимые сведения об экземпляре, чьи отолиты завернуты в данный листок. Потом, на берегу, по ним определят возраст рыбы.

Из рыбцеха, который расположен у нас под ногами, через открытый люк несутся звон противней, шутки, довольный хохот десятка парней, завывание турбинок, с помощью которых рыбмастер передвигает тележки с противнями, забитыми рыбой, в морозильные камеры. Шум этот не мешает нам вести монологи: «Двести семьдесят, тридцать один, самка шесть-четыре, два-три...»

В переводе на нормальный язык это означает: вес рыбы 270 граммов, длина тридцать один сантиметр, самка, отнерестившаяся первой порцией икры и не готовая пока к вымету следующей порции; ее желудок почти наполовину наполнен пищей, жир полностью закрывает внутренности, просветов нет... И так далее... монотонно и непрерывно... Постепенно страницы журнала биоанализов заполняются цифрами и условными значками.

Ну вот и все! Можно разогнуть затекшие спины, стащить осклизлые перчатки, сунуть в рот сигарету... И как по заказу:

— Траловая — рубке!

— Траловая слушает.

— Приготовиться к отдаче трала.

Из люка рыбцеха полезли тральцы, надевая рукавицы и защитные каски. Значит, в нашем распоряжении опять чуть больше получаса.

Прошла через наши руки сардина в серебре легко осыпающейся крупной чешуи, которая изящно инкрустирует наши резиновые сапоги, стреловидная скумбрия с муаровыми спинками и торпедообразная синеспинная пеламида... Прошла целая коллекция спаровых рыб, попалась пара диплодусов — резцы торчат у них из пасти, совсем как у морских свинок.

Наконец последний дневной трал. Глубина 300 метров. Здесь пологая береговая отмель — шельф — переломилась в более крутой материковый склон. Опять заметно меняется состав улова. В нем преобладает рыба сабля. Это остромордая, с крупными зубами рыба, имеющая лентовидное, сужающееся к хвосту тело длиной до полутора метров. У двух видов сабли — лепидопуса и бентодесмуса — тела кончаются карикатурным маленьким хвостиком. А вот еще сабля трихиурус, то есть «волосохвост». Чешуи у нее нет, она легко мнется в трале. Но как она красива, когда не повреждена!

Однажды мы испытывали донный ярус — крючковую снасть для лова донных рыб. На выборке все, конечно, вглядывались в глубину, пытаясь разглядеть, что же там попалось. Вот тянут крупного зубана, вот попался большущий мероу, дальний родственник окуней... Но что это там тревожно засверкало в голубизне? Струистое серебро, оно приближается к поверхности, переливается, искрится... И наконец рыба на поверхности. Это сабля. Она будто окунулась в жидкую ртуть или же просто сделана из полированного серебра.

С нею вместе в улове мерлуза, известная у нас под названием хек. Пузатая, с разинутой мелкозубастой пастью, она лишь отдаленно напоминает треску — свою дальнюю родственницу.

Появились скорпены-хеликоленусы, красные колючие рыбехи. Среди их мелководных родственников есть такие, что опасны не менее дракончиков или звездочетов.

В улове опять появилось еще одно наше проклятье — бекас. По-научному он зовется торжественно: макрорамфозус сколопакс, но это всего лишь маленькая — десять-пятнадцать сантиметров в длину — розовая рыбешка. Рыльце вытянуто в тонкую трубку с кокетливо сложенными губками на конце, передняя часть тела одета как бы в корсет, а на спинке торчит длинный острый шип, направленный назад. Рыбка эта совершенно безопасна, но иногда она попадает в таких количествах, что просто беда: трал не вытряхнуть! Еще дня два потом — как раз до следующего улова с бекасом — выкидываем из пробы полуразложившиеся тела. А по виду такая красивая и оригинальная рыбешка!