Вокруг Света 1982 № 09 (2504) - [27]

Агатуй — праздник весны, красоты, силы и мечты. Агатуй в дословном переводе — свадьба плуга с землей-матерью. В древности его устраивали в честь окончания весенних полевых работ как обряд венчания земли с плугом. Сейчас праздник прославляет труд, мастеров земли.

Проводят агатуй районный. Республиканский. Проводят его и отдельные колхозы.

До начала агатуя мы с соседом решили пройтись по торговым рядам. Прямо на траве старый бородатый чуваш разложил глиняные игрушки и посуду, расписанные орнаментами и рисунками.

— Кто это делал? — спрашиваю у старого чуваша.

— Оста-Мигулай,— отвечает он.

— А кто это?

— Это я,— улыбается старик.— Нравится?

— Начинается! Начинается! — Народ повалил на широкий луг.

Агатуй начинается, как всегда, традиционной игрой чувашей — разбиванием горшка.

Огромная толпа образует широкий круг. На середину его выходят игроки с клюшками. Перед ними ставят вверх дном горшки. Игрокам завязывают глаза и отводят на десять шагов. Тут они должны три раза повернуться вокруг себя и идти обратно. Кто сумеет определить правильное направление и разбить горшок — тот и будет победителем.

После этой игры начинаются состязания бегунов. Путь многих наших легкоатлетов начался с побед на агатуях...

За бегунами на зеленый травяной ковер выходят борцы. Все они обычно тяжеловесы — ступают медленно, уверенно, с истинно богатырским достоинством. Каждую победу зрители встречают криками одобрения. У нас очень любят борцов. В старину о них тут же, на поле, народные певцы слагали песни.

И все-таки самый любимый вид состязаний на агатуях — скачки! Вот выехали на широкое поле всадники. Словно приросли к коням. Ждут сигнала, чтобы помчаться вихрем, опережая друг друга. Тут требуется большое искусство. Надо, чтобы конь, как и всадник, стремился к победе. В старину скакового коня воспитывали специально — так, чтобы не мог конь терпеть, когда впереди бежит другой...

И вот на поле все готово к скачкам.

Люди спорят, какой конь придет первым. Многие предсказывают победу двум скакунам. Один из них — серый, в яблоках. Другой — белый-белый, как рафинад.

Выстрел.

Кони рванулись. Серый сразу вышел вперед. Вытянулся в струнку. Голова, шея...— весь как летящий лебедь.

А всаднику на белом скакуне не повезло. Его конь заупрямился, встал на дыбы, громко заржал. Крутанулся на задних ногах.

— Эх, Шурут опять заартачился! — закричали мальчишки.

А один из них даже заплакал от обиды.

— Поласковее ты с ним! Поласковее! — кричит он сквозь слезы юноше, что сидит на скакуне; оказывается, всадник — его старший брат.

— Ничего, он еще многих обставит,— уверенно басит силач, только что положивший на лопатки подряд трех бойцов.

А всадник, держась одной рукой за шею вздыбившего коня, другой гладит, приговаривая: «Шурут, Шурут... Аряс, аряс!» (Аряс (чуваш.) — непереводимое слово, междометие, выражает ласку.)

— Повод, повод ослабь! — подсказывают ему болельщики.— Он привык на свободном!

И в самом деле, когда всадник ослабил повод, конь вихрем сорвался с места и понесся.

— Догони остальных, догони всех, Шурут! — перестав плакать, сорвался за конем брат всадника.— Аряс, аряс!

Вот уже оба скакуна — белый и серый — скрываются вдали...

Проходит несколько томительных минут.

— Скачут, обратно скачут! — снова зашумела притихшая было толпа.

— Кто... кто впереди? — хриплым, пересохшим от волнения голосом кричит какой-то дед.

— Серый! — отвечает ему сосед.

— Шурут перегоняет!.. Давай, давай, Шурут! Нажми! — кричат, ликуя, мальчишки.

И в самом деле белый конь уже на полкорпуса идет впереди своего серого соперника.

И вот финиш. Взрыв криков и аплодисментов.

— Шурут, Шурут победил! Не конь — птица быстрокрылая!

До позднего вечера длится празднество.

Самое главное богатство у моей матери арча — деревянный сундук, древнее которого в доме нет ничего.

В тот день солнце светило не так, как обычно. Его лучи струились каким-то желто-фиолетовым светом, в каждом углу двора играло марево.

Забегалась мать с утра в этот день.

Она вывесила во двор, на солнце, все, что хранится в древнем арча. Здесь и керю тутри — женихов платок, сара-яргач, невестины принадлежности, вышивки, вышивки... И, конечно, сурбаны, похожие на длинные полотенца, вышитые орнаментами и фигурами. Некоторые из них подарены матери ее бабушкой, но многие она вышила сама. Мать считается в деревне мастерицей. Все это богатство она хранит до тех дней, когда внуки ее вырастут и родной дом для них станет тесным. Тогда она! подарит им все эти вещи, но самым большим подарком будут сурбаны...

Я всегда восторгаюсь сурбанами матери. Они мне кажутся какой-то старинной книгой, рассказывающей историю моего народа.

Рассматриваю сурбаны, помогая матери их вывешивать. Замечаю, что вытканы они из особой, очень тонкой шерсти. Нет, это не овечья шерсть.

— Для сурбана специально привозили из далеких стран особую шерсть—тэве сьам,—объясняет мать.

— Тэве сьам? Тэве — верблюд, сьам — шерсть. Значит, верблюжья шерсть. А почему именно тэве сьам?

— Так уж повелось с давних времен.