Вокруг Света 1982 № 08 (2503) - [31]

Грауфф горько пожевал нижнюю губу, крепкие зубы скрипнули по волоскам бороды, густо зачернившей половину лица. Из шестидесяти трех лет своей жизни он не менее тридцати отдал увлечению охотой. Он знал и понимал лес, обладал хорошо развитой интуицией, чувствовал себя на любой охоте свободно и уверенно и считал, что с природой в приятельских отношениях и может говорить с ней на «ты» и потому «по-приятельски» позволял себе то, что другим было непозволительно. Только сегодня, впервые за многие годы, он подумал, что никто, ни один человек не имеет права разговаривать с природой иначе, как на «вы», и ощутил такое незнакомое и потому, наверное, такое неприятное чувство стыда. Грауфф понял, что ему почему-то не хочется больше преследовать трехпалого...

Они прошли по следу еще с полчаса, наткнулись на еще не остывший труп рогатого муравьеда с перебитым позвоночником, двинулись дальше, снова растянувшись цепью.

Сухая, чуть присыпанная листьями почва редколесья сменялась влажными моховыми болотцами, тропа, оставленная зверем, то взбиралась на невысокие, покрытые хвойным стлаником сопки, то спускалась в проточенные неутомимыми ручьями овраги. Разглядывая отпечатки в форме трилистника на очередном островке сырого мха, Грауфф вдруг заметил, что травинки, примятые по границе следа, еще не распрямились. Он потрогал дно следа: мох был плотно прижат к грунту. Если бы зверь прошел хотя бы час назад, пружинистый мох успел бы немного приподняться. Грауфф негромко два раза свистнул.

— Что? — возбужденно блестя глазами, спросил прерывистым шепотом подбежавший Бурлака.

Грауфф подождал эколога и указал на след:

— Думаю, зверь был здесь не более пятнадцати минут назад.

Стас внимательно оглядел отпечаток и согласно кивнул.

— Он устал. Шаг стал короче, края следов — отчетливей, не так смазаны, как при беге,— добавил Грауфф.— Похоже, трехпалый собрался отдохнуть.

— Так чего же мы ждем! Еще бросок — и он наш.— Бурлака был весь охвачен азартом погони, в нем уже не чувствовалось грузности немолодого полного человека, напротив, он двигался легко, бесшумно, по-кошачьи упруго, словно готовясь к последнему, решающему прыжку на загнанную добычу.— Ну, вперед?

— Не будем спешить,— возразил Стас.— Я знаю эти места. Впереди небольшой молодой лес, даже не лес, а рощица. За рощей река. Скорей всего зверь там, и никуда от нас не денется.

— Это почему же? — язвительно осведомился Бурлака.— Не вы ли говорили, уважаемый эколог, что не представляете, какой это зверь? Я бы не рискнул судить о повадках животного, которого в глаза не видывал.

— Виктор, прекрати! — резко оборвал его Грауфф.— Сядь и не суетись, ты сегодня уже раз отличился, хватит!

Ошеломленный оппозицией друга, Бурлака сел на землю и развел руками: «Ну, знаете...»

— Ты что, первый раз на охоте? — сердито продолжал доктор.— Уже вон лысый совсем, а все как ребенок. Зверь устал, это бесспорно. А раз так, ему нужно есть и пить. Мясо он, мы видели, не ест, значит, пищу он найдет в молодняке. Там же безопасней идти на водопой. И лежку устроить тоже.

— Поэтому,— заключил Стас,— не будем торопиться. Сначала передохнем, подкрепимся...— Он достал из кармана плоский пакет, надорвал упаковку.— Угощайтесь. Пока сухим пайком. Но ужинать точно будем на базе. Через полчаса трехпалый — наш.

Некоторое время они молча хрустели галетами, потом Грауфф неожиданно спросил:

— Скажите, Стас, а вы уверены, что мы должны убить трехпалого?

Стас отозвался поспешно, даже слишком поспешно, как будто давно уже обдумывал ответ:

— Конечно, Грауфф. Этот зверь — убийца. В дикой природе постоянно совершаются убийства, мы понимаем это разумом, и все же наши симпатии всегда на стороне жертвы, а не хищника. Мы предпочли бы, если б животные не убивали друг друга, но миримся с этим, потому что таковы правила их существования, их инстинкты. Мы миримся с этим, потому что в них есть хоть и печальный, но смысл. Но мы не можем прощать бессмысленные убийства...

— Да что ты хочешь сказать, Глен? — возмутился Бурлака.— А если этот трехпалый бешеный? А если он по заповеднику эпидемию разносит?

— Если, если...— покачал головой Грауфф.— А если нет?

— То есть что значит «нет»? — даже поперхнулся от негодования Бурлака.— По-твоему, он что, с голоду носится по лесу и всем встречным черепа дробит? А может, неизвестное разумное существо на трехпалых копытах совершает свои эстетические отправления?

— Поймите меня, Грауфф,— сказал Стас.— Я, как эколог, не имею права бесстрастно наблюдать, когда кто-то истребляет все живое на своем пути. Я прислан сюда не наблюдателем, моя обязанность — охранять окружающую среду, защищать природу Анторга.

— От кого, Стас? От человека? Или же и от тех, о ком вы ни малейшего понятия не имеете?

— От всего, что ей чуждо. Везде во вселенной бессмысленное разрушение чуждо живой природе.

— Волков на Земле тоже одно время считали разрушителями. И убивали, и разводили, и снова убивали, и снова разводили...

— Не передергивайте, Грауфф. В то время на Земле совершалось много ошибок. Волк убивает, чтобы съесть.