Вокруг Света 1982 № 07 (2502) - [35]

Тем не менее деревня имела привлекательный вид: совсем крошечные, но тщательно ухоженные сады. У колонки терпеливо дожидались очереди женщины и дети с ведрами.

Только что прошел дождь, листва деревьев блестела яркой зеленью. Влага не принесла прохлады, с асфальта поднимались тонкие струйки пара, было душно.

Нас встретили мать Ананда и его дядя — преподаватель языка хинди в здешней начальной школе, невысокий худощавый человек лет за пятьдесят. Он серьезно, по-учительски смотрел на меня и Ананда сквозь очки с толстыми выпуклыми стеклами.

— Дядя знает немного русский,— сказал Ананд, когда мы сели на веранде.

Видно, поняв, о чем идет речь, дядя сказал по-английски:

— Да, я когда-то начинал учить русский, но забыл много слов... Мой сын учит русский язык на курсах в Обществе дружбы «Маврикий—СССР», он хочет учиться в Москве, как Ананд...

Я заметил, что большинство индо-маврикийцев, владея разговорным французским и английским, знают язык своих отцов; это может быть хинди, маратхи или тамильский. И все, конечно, говорят по-креольски.

— Это так... В начальной школе обязательны английский и французский, а хинди и другие восточные языки изучают факультативно, после основных уроков. Но многие ребята бросают учебу очень рано, так что их знания поверхностны. Даже по-французски умеет читать только сорок процентов населения... Знаете, на улице все говорят по-креольски, этот язык очень сильно отличается от литературного французского, дома, скажем, на хинди, а пришли в класс — все предметы по-французски. Дети далеко не все понимают, родители им тоже не очень могут помочь, а потом нужно зарабатывать — так и бросают школу, мало чему научившись.

Беседа касалась то одной, то другой темы. Речь зашла о деревне.

— Здесь живут представители всех общин острова,— сказал Ананд,— креолы большей частью ремесленники: каменщики, плотники. Индийцы — большинство мелкие крестьяне — выращивают сахарный тростник и фрукты на своих или арендованных участках. В нашей деревне еще есть две автомастерские, где занимаются мелким и средним ремонтом автомобилей. Потом еще десяток огородников: они выращивают и продают овощи на рынке в городе. Когда поворачивали с шоссе, то на углу вы, наверное, видели магазин, принадлежащий китайцу Чану. Он и вся его семья с утра до вечера стоят у прилавка. Хуже всего то, что молодым людям почти невозможно получить работу, но уж кто ее имеет, тот соглашается на самые тяжелые условия, за низкую плату ездит на работу километров за пятнадцать.

У нас,— продолжал Ананд,— легче получить работу подростку или женщине. Им платят меньше, они не могут постоять за себя, и это выгодно нанимателю. За два дома от нас одна автомастерская, там ремонтом занимаются четырнадцатилетние мальчишки. Они ушли из школы, чтобы работать почти бесплатно. Формально считаются учениками слесарей. Им еще повезло: они приобретают профессию и приносят домой полсотни рупий в месяц.

К веранде подошел высокий молодой человек в пестрой тенниске и неопределенного цвета джинсах — друг Ананда. Через несколько минут дядя-учитель простился — ему нужно было идти на занятия. Парни предложили посмотреть на водохранилище — гордость деревни.

Друг Ананда — его звали Деви,— видно, не был уверен в своем английском, он не вступал в разговор и только, когда мы шли к водохранилищу, сказал, тщательно подбирая и медленно выговаривая английские слова:

— Я видел по телевидению Олимпиаду в Москве, мне очень понравилось. Я член молодежного спортивного клуба. Мне Ананд рассказывал о спорте в Советском Союзе. Я хотел бы почитать об этом...

— Какими видами спорта вы занимаетесь?

— У нас есть футбольная команда, проводим соревнования по волейболу.

По счастью, в Кюрпипе у меня была олимпийская литература, и я обещал ее завтра же послать.

Мы вышли на окраину деревни и по дороге, обсаженной сахарным тростником, направились к водохранилищу.

— Видите, развалины виднеются среди эвкалиптов? Это бывший сахарный завод. Давным-давно он прекратил свое существование. Только моя мать помнит, как он работал. Вокруг были не только сахарные плантации, но и земли, непригодные для тростника. Там росли алоэ, акации и фруктовые деревья — сливы, а также гуайява, хлебное дерево и манго. Непригодные для посадок тростника земли разделили на участки. Так в начале столетия родилась наша деревня,— объяснял Ананд.

Мы подходили к водохранилищу. Дорога уперлась в железные ворота, возле которых был небольшой домик. После коротких переговоров со сторожем — он вышел к нам в сопровождении рыжей собаки — открылись ворота, и мы прошли к дамбе.

— Обратите внимание на эти деревья с гигантскими листьями,— Ананд показал на рощу между дамбой и холмом.— Это равенала, ее родина — Мадагаскар. Она называется «дерево путешественников». Видите, как листья расходятся веером от ствола. В основании каждого листа долго сохраняется дождевая вода. Если нет поблизости ручья, всегда можно напиться.

Мы поднялись по небольшой тропинке к подножию холма, полюбовались гладью воды и раскинувшейся вдали деревней, утопающей в зелени.