Вокруг Света 1982 № 07 (2502) - [33]

Однако адрес вдовы Соколова никто мне назвать не смог. А ведь она владела, быть может, единственным ключом к разгадке тайны «золотого чемодана» — картой, на которой ее муж указал партизанские тайники, в том числе и место укрытия керченских драгоценностей. Сохранилась ли бесценная карта? Как она необходима теперь!

Если, конечно, сокровища остаются в партизанском тайнике до сего времени...

Почему я засомневался в их сегодняшней неприкосновенности? Напомню о случайной находке древней пряжки предположительно из Марфовского клада, о которой упомянуто в начале очерка. Здесь напрашивается масса разных гипотез и догадок. Но что совершенно точно — фашистам они не достались!

Убежден также и в том, что та давнишняя находка привела бы еще в 1946 году к раскрытию тайны исчезнувших ценностей, если бы за это дело сразу же и всерьез взялись специалисты. Правда, в милиции связали найденную в лесу золотую пряжку с пропавшим «золотым чемоданом». Даже кому-то показывали ее для установления принадлежности к керченским реликвиям. Разумеется, доморощенная экспертиза успехом не увенчалась. Потому что совершенно авторитетно мог определить памятник лишь один человек — Юлий Юльевич Марти, Но вряд ли в Спокойной кто-либо о нем слышал. Время было послевоенное, трудное, иные заботы одолевали людей... И разыскивать бывшего директора музея, понятно, никто не стал.

Сам же Юлий Юльевич больше горевал о гибели архива и материалов научных исследований. В том же, 1946 году писал с горечью другу, видному московскому ученому Льву Петровичу Харко: «Нет уже тех богатств, которые были найдены и сохранены во время моего управления Керченским музеем! Дневники, записи и прочие научные документы, очевидно, пропали безвозвратно. И это — страшнейший удар по моему музею! Потеря всех дневников — невозвратимый урон!..»

Документы, сгоревшие в огне войны, уже не вернуть. А вот поиск керченских реликвий необходимо продолжить. И, быть может, с вашей помощью, дорогие читатели, удастся, ну, положим, не обнаружить их, но хотя бы с большей долей вероятности представить окончательную судьбу «золотого чемодана».

Евграф Кончин Керчь — Армавир — станица Спокойная

Работа для Ананда

Первого маврикийца, которого я встретил, звали Ананд. В Москве, в Шереметьеве, в пасмурный зимний день мела метель, и не было уверенности, что самолет вылетит по расписанию.

— Вы летите до Маврикия? — спросил меня смуглый молодой человек с правильными чертами лица. Я заметил, что он после меня сдавал свои чемоданы.

— Да.

— Я тоже... Обычно ваши специалисты этим рейсом летят до Адена или до Мадагаскара...

Маврикий и соседний с ним остров Реюньон не помещаются на карте Африки, и обычно их изображают в Индийском океане за рамкой, почти у самой кромки листа.

Формальность? Да, но она имеет символическое значение: Маврикий, как я потом убедился, трудно с определенностью отнести к какой-либо части света. Но прямого пути по океану от Мадагаскара 1100 километров, и так как от Азии и, уж конечно, от Европы гораздо дальше, географически остров справедливо относят к Африке.

Над Африкой приходится преодолевать и большую — до Мадагаскара — часть пути между Москвой и Маврикием.

Ананд только что закончил Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы, досрочно защитил диплом и сейчас спешил на Маврикий. В одной из фирм открывалась вакансия, и он стремился ее занять.

Готовясь к работе на Маврикии, я, конечно, собрал информацию о стране. Маврикий открыли португальцы, владели голландцы, потом — с 1715 по 1810 год — французы, а затем он стал английской колонией. В период французского управления на Маврикий были завезены рабы с Мадагаскара и восточного побережья Африки; их потомки составляют чуть более четверти населения страны, называют их на острове креолами. Больше половины маврикийцев индийского происхождения, есть выходцы из Китая, есть и белые. Остров стал независимым 12 марта 1968 года. Основа маврикийской экономики — сахарная промышленность.

Ананд писал дипломную работу по «экспортной зоне» Маврикия. Дело в том, что вместе с независимостью страна получила в наследство от колониальных времен и пятьдесят тысяч безработных, а это почти каждый четвертый трудоспособный человек. Поэтому правительство призвало иностранные и местные фирмы создавать предприятия, на которых можно было бы занять хотя бы часть людей. Продукция таких предприятий предназначалась почти исключительно для экспорта. Кое-что, правда, шло на внутренний рынок, и тем сокращался импорт, экономилась иностранная валюта. В экспортной зоне сейчас 102 предприятия.

— Помогло это хоть как-то стране? — спросил я.

— Все-таки двадцать две тысячи человек получили работу. Вы купите в Париже свитер или джинсы, на них может быть прикреплена этикетка с замысловатой торговой маркой, и знать не узнаете, что это все было изготовлено на далеком Маврикии. Владельцы фабрик — французы, англичане, китайцы из Гонконга и Сингапура, часть капиталов принадлежит и местным фирмам. Моя сестра поступила на швейную фабрику. Она единственная, кто работает в нашей семье. Я получил тревожное письмо из деревни от матери... Видно, им там трудно... Это заставило меня поторопиться с дипломом.