Вокруг Света 1982 № 07 (2502) - [28]

Громадный черный гриф из того же подсемейства и отряда, что и стервятник. Он так и зовется официально — черным грифом. Ширококрылая, лобастая, крючконосая птица, но в парящем полете гриф замечателен своею особенной, непохожей на орлиную мрачно-торжественной красотой. Мне посчастливилось более или менее отчетливо видеть черного грифа — жителя высоких гор — только два раза. Сейчас они в Крыму — великая редкость.

Почти такой же по размеру и форме, но не столь мрачно окрашенный белоголовый сип — тот самый золотисто-черно-белый великан, с рассказа о котором я начал очерк. Гнездится этот гриф в скалах небольшими колониями. Да и летать предпочитает компаниями, если, конечно, позволяет «поголовье».

Основная его окраска описывается в определителях как глинисто-бурая. Но на фоне синего неба, подсвеченный солнцем, сип выглядит почти золотым, что еще более подчеркивается темными концами крыльев, снежно-белой головой и шеей, окруженной пышным, белым же, воротником.

Ну, есть еще и некоторые падальщики помельче, например, черный ворон...

Кстати, в сороковых годах я видел трех белоголовых сипов в Исилькуле. Время шло к осени, и величавые ширококрылые птицы держали путь на юг. Ошибки быть не могло, я отчетливо разглядел их в бинокль. Не знаю, что бы сказали по этому поводу орнитологи: ведь сипы — жители южных горных мест. Впрочем, чего только не бывает в таинственном мире птиц: в Омскую область залетали даже южане фламинго.

Ну а что касается не падальщиков, а больших хищников-охотников, то увидеть беркута, степного орла, подорлика в Исилькуле было раньше не редкость. Там же на перелетах я наблюдал не раз огромного красивейшего орлана-белохвоста. Теперь же никаких орлов в исилькульских небесах не видно ни в какое время. Разве что заметишь небольших хищников — канюка, сарыча, луня, кобчика. Величавые же хозяева небосвода, недвижно парившие над лесостепью на своих широких крыльях, подевались неведомо куда.

А жаль.

И все же встреча со спутниками моего детства состоялась. Да еще какая!

Недавно в отпуске я осуществил-таки свою давнюю-предавнюю мечту: взобрался на Чатырдаг, заветную гору.

Я шел мимо живописных карр — больших и малых блоков известняка, медленно, но неуклонно разъединяемых вековыми силами воды, мороза и ветра; мимо туров — внушительных пирамид из камней, сложенных геологами и туристами, чтобы не заблудиться в тумане; вдоль альпийских лугов, через которые, как живые, ползли клочья облаков, поднимающиеся снизу, и я хватал эти мягкие, влажные, пахнущие паром клочья прямо руками; мимо уютных лужаек, загороженных от ветра скалами, и на этих лужайках буйствовали травы, точь-в-точь такие, как в Сибири, даже со шмелями на цветках, и сердце щемило от столь неожиданного сходства: кусочек сибирского шмелиного луга, заброшенный на вершину крымского утеса.

Но вот седловина начала забирать кверху. Последняя передышка, последний бросок, и выше меня — лишь небо. Не Эльбрус и даже не Фудзи, всего лишь 1527 метров,— но какой огромный простор объял меня со всех сторон! На юге и востоке — дальнее, как океан, сияющее солнцем море, с мерцающими городами по берегу. Правее море скрыто мощными горбами Бабуган-Яйлы, одетыми густым лесом. Еще правее, внизу, под скалами и до самого горизонта — долины, холмы, леса, первозданно разнообразные и живописные.

И это действительно так: вся эта дивная страна на юго-запад от вершины, где я стою,— Крымский заповедник. Как хорошо все-таки сделали люди, что в небольшом Крыму заповедали такую немалую площадь — почти триста квадратных километров!

И подумалось: отчего мы не делаем так в той же Новосибирской (где я сейчас живу) и Омской областях, каждая из которых во много раз обширнее миниатюрного Крыма? Почему мы там не оставили хотя бы квадратный километр целинной ковыльной степи, а устройство лесных микрозаповедников по 3—5 гектаров в маленьких колочках все еще наталкивается на многочисленные «организационные трудности»...

Ровно гудит похожий на стремительный поток прохладной воды горный ветер. Раскаленные на солнце серые скалы громоздятся величавыми каскадами.

И вдруг почти наравне со мною из-за соседнего утеса внезапно выплывает навстречу ветру большая золотистая птица с черными концами недвижных крыльев. Белоголовый сип, да так близко! С затаенным дыханием слежу за парящим великаном. Он меня отлично видит, но решил не сворачивать: идет на сближение. Еще немного, и проплывает всего в нескольких десятках метров от меня, лишь белая мудрая голова чуть-чуть повернулась ненадолго в мою сторону. Я вижу, как верхние перья казавшихся издали неподвижными распластанных крыльев сильно вибрируют в тугом встречном ветре, да чуть-чуть поворачивается сильный хвост, подправляя полет. Волнующее, непередаваемое, неожиданное зрелище!

Но это еще не все. За гигантом сипом появился еще один, еще и еще: пять, шесть, семь гигантских птиц совершают облет своих горных владений, совсем не боясь стоящего рядом человека.

А я-то думал, исчезли крылатые друзья моего детства! Нет, ничего подобного, они живут в заповеднике, сохранившем не только буковые и сосновые леса, скалы и пещеры, горные родники и речки, но и всех их четвероногих и пернатых обитателей.