Вокруг Света 1982 № 02 (2497) - [6]

Формально порядок Палио определяется жеребьевкой: лошадь по жребию, наездник по жребию. Даже участие в скачках диктует его величество случай: ведь контрад 17, а скачут лишь 10. Однако многое зависит от дипломатического умения капитана контрады, который ведает подготовкой к Палио. Контрады выведывают планы соперников, распускают слухи, чтобы сбить их с толку.

Не подобные ли внутренние противоречия когда-то способствовали разложению сиенского общества перед лицом единой и сплоченной Флоренции? Знаток сиенской древности историк Чезаре Росси, с которым я разговорился в городском архиве, убежден, что так и было. Может быть, он и преувеличивает значение противоборства контрад, но, во всяком случае, флорентийцы, подчинив Сиену, постарались сохранить Палио, дабы утолить жажду сиенцев к политике и интриге. Пусть, мол, эти хитрецы строят козни друг другу из-за скачек, а большую политику оставят великим герцогам Тосканским.

Палио мало менялся с веками, однако в последнее время появились тревожные симптомы, что к этому народному празднику с его бесхитростной игрой примешивается дух делячества. Случается, ловкие мошенники устраивают при скачках подпольный тотализатор. Бывает, не гнушаются подделкой результатов и подкупом наездников. Правда, в целом контрадам пока еще удается бороться с этим явлением, однако со спекуляцией билетами, со взвинчиванием цен на них ничего не могут поделать даже городские власти. На последнем Палио, например, владельцы домов, окна которых выходят на пьяцца дель Кампо, продавали билеты за солидную сумму в 60—70 тысяч лир, что по карману лишь богатым.

...Промышленным центром Сиена никогда не была. Историки утверждают, будто мешала нехватка воды. Действительно, сиенцам приходилось использовать для своих нужд дождевую воду: рек поблизости не было.

Истоки сиенского богатства, заложенного в раннем средневековье, крылись в торговле. Горожане умело извлекали выгоду из географического положения Сиены — как раз на пути из Рима на север Италии и дальше, во Францию, Фландрию, Германию. Оборотистые и сметливые, сиенские купцы в XIV веке «изобрели» такой вид ценной бумаги, как вексель (авторское право принадлежит некоему Дантини), основали один из первых в мире банков — «Монте деи Паски», который существует и поныне. Город набирал силу, подчиняя своему влиянию окрестных феодалов и мелкие населенные пункты.

Республика окрепла настолько, что могущественная соседка Флоренция обеспокоилась. «В 1260 году,— повествует старинная хроника,— в день второго сентября флорентийское войско из тридцати тысяч годных к делу людей спустилось на равнину между Бьенной и Меленой и отправило оттуда к правительству Сиены двух посланных...» Ультиматум самоуверенных флорентийцев был отвергнут, близ Монтеаперти произошло кровопролитное сражение, и сиенцы наголову разгромили наемное войско Флоренции.

— Мы тогда взяли в плен пятнадцать тысяч, порешили десять тысяч. Остальные убежали.— Напирая на слово «мы», Чезаре Росси рассказывает о давней битве так, будто она завершилась на прошлой неделе.— А их фиолетовое знамя с красными лилиями привязали к хвосту осла, который и приволок его сюда...

Столетие, последовавшее за сражением в Монтеаперти, было вершиной расцвета сиенской республики. Ее живописцы блистали наравне с флорентийскими, ее купцы торговали в далеких странах, ее правители задумали строить за десятки километров от города собственный морской порт... Долго еще не могли флорентийцы подчинить Сиену, а окончательно независимость маленькой республики уничтожили солдаты испанского короля, появившиеся на Апеннинах в XVI столетии.

Ничто не вечно под небом Тосканы. Звезда Сиены закатилась. Законодателем мод в итальянской живописи на пороге Возрождения стала не сиенская, а флорентийская школа. Сиенские мастера Симоне Мартини, Дуччо ди Буонинсенья, Пьетро и Амброджо Лоренцетти пытались отобразить чувство, но пренебрегали законами анатомии, вкладывали в краски и линии душу, но чурались перспективы. Об их полотнах пишут: «Одухотворенные... утонченные... изысканные...» — но никто не скажет: «Живые... земные». Из десятилетия в десятилетие мастера сиенской школы изображали наивных и женственных мадонн, похожих одна на другую, однако выйти за пределы канонов, ими же созданных, так и не смогли.

Впереди уже вздымались колоссы Микеланджело и Леонардо да Винчи. А «сиенская земля» осталась только названием краски.

И все же... Если Флоренция была мозгом Италии, Милан и Турин — ее руками, Рим — ее душой, то Сиена — ее сердцем. Недаром латинская надпись над южным въездом в город — воротами Камоллиа — гласит: «Больше, чем ворота, Сиена открывает тебе свое сердце». Секрет очарования старых мастеров в их детском, чистом видении мира. Ключиком к той эпохе служит Палио... Наш путь лежит во славный град Сиену,

Что разместился в благодатном крае.

Там воздух сладок и высоки стены,

В которых жизнь веселием играет,

Там нравы благородны и не счесть

Прекрасных дам и доблестных синьоров

Эти стихи, написанные 600 лет назад поэтом Фацио дельи Уберти, сиенцы охотно относят к сегодняшним дням. Пламенная любовь сиенцев к темным стенам и золотистому сиянию летних вечеров (не оттого ли так много золота на фресках здешних мастеров XIV века?), горделивый дух и обостренное чувство родины приводили мужчин и женщин на крепостные стены во время осад испанцев, поднимали на борьбу с немецко-фашистскими оккупантами второй мировой войны.