Вокруг Света 1982 № 02 (2497) - [31]

Я достал радиограмму начальника экспедиции и в который раз прочитал ее вслух: «Борт самолета Н-496 тчк Вручить немедленно флаг-штурману Аккуратову тчк 0158 иск Н-140 стартовал выполнение задания сектор предполагаемых заполюсных островов тчк Неизвестным причинам радиосвязь 0230 мск после слов «иду на посадку» прекращена тчк Поиски стартовал Н-433 Черевичный тчк Люди обнаружены счислимых координатах 8909 9000 западной тчк Сесть льдину не удается зпт, самолета Н-140 на льдине нет сгорел или затонул тчк Улучшением погоды немедленно следовать к Н-433 принять все меры спасения экипажа зпт выяснить причины происшествия тчк Ясность подтвердите тчк НЭ Бурханов». Радиограмму подобного содержания получили и Мальков с Сорокиным за подписью командира авиагруппы И. Котова.

— Все ясно, кроме одного. Что с самолетом?

— Сказано ж, сгорел или затонул. Наверное, садился на тонкий лед, замаскированный снегом, Гурий Владимирович!

— Если бы сгорел, остались следы пожарища, но Черевичный об этом молчит. А если провалился под лед, то, Валентин Иванович, они успели бы спасти аварийную рацию и все необходимое для жизни на льду. Ведь мы же знаем, как медленно тонет самолет, держась на крыльях, даже на десятисантиметровом льду. А люди на льдине полураздеты, двое даже без шапок. Значит, случилось что-то вовсе непредвиденное.

Мальков внимательно оглядел нас и неуверенно проговорил:

— На Н-140 поставлен для испытания реверсивный винт, который при пробежке можно переводить на обратный ход. Это значительно сокращает бег самолета при посадке. Не произошло ли самовключение винта в воздухе?

— В воздухе, на посадке?! — Сорокин даже присвистнул.— Внезапное торможение, потеря скорости! Это падение, взрыв и... все! Но экипаж жив. Что-то не то, товарищ инструктор.

— Давайте лучше обсудим,— вмешался я в спор,— как нам использовать остающееся резервное время для обеспечения взлета.

— Вылетать с первыми признаками улучшения погоды, а сейчас всем на очистку обледеневшего Н-496.

— Порядок. Вам, Владимир Васильевич, с Сорокиным заняться осмотром льдины и полосы взлета. Будьте осторожнее, без карабина и ракетницы не уходить!

— Вот это уже дело, товарищ флаг-штурман. Чую, запахло взлетом,— не скрывал радости Мальков, затягивая капюшон куртки.

...Два часа мы сбивали лед с Н-496. Крепкая, глянцевитая пленка толщиной до четырех сантиметров с трудом откалывалась от металла под ударами толстых резиновых шлангов. Колючий ветер, завихряясь у самолета, неистово дул во всех направлениях, забивая снегом лица, просачиваясь холодными струйками за ворот.

— Как полоса? — первым делом спросил я вернувшихся пилотов.

— Ни трещин, ни передувов. Снег вылизан до льда. Не полоса, а первоклассный каток,— улыбаясь, сообщил Мальков, осторожно отковыривая льдинки на бровях.

— Наше поле действительно даже улучшилось, но зато на соседнем, западнее, появилось широкое разводье,— умерил его благодушие Сорокин, косо взглянув на Малькова.

— Не на нашем же поле и не ледяной вал. Это не опасно,— ответил Мальков.

Спор их продолжался недолго. Глухой гул отдаленного торошения, заглушая вой ветра, перешел в резкий треск и оборвался тишиной, тревожной и гнетущей.

— Что это?..

— Никак пурга отбесилась? — настороженно прислушиваясь, промолвил Мальков.

— Трещина... трещина поползла по льдине! — ворвавшись в штурманскую, крикнул второй бортмеханик.

Выскочив из самолета, мы замерли: параллельно взлетной полосе, метрах в ста восточнее, отсекая часть поля, черной рекой бежала трещина, уходя в гряды торосов соседнего поля. Не касаясь полосы, она скрывалась за близким горизонтом в хаосе ледяных нагромождений.

— А ветер-то скис,— выводя нас из оцепенения, сказал бортмеханик Глеб Косухин.— Чего закутались, рассупонивайтесь и давайте готовить вылет.

Быстро свернули и погрузили палатки. Откопали смолеты и подготовили их к старту. К этому времени подошел срок радиосвязи. Сводки погоды от экипажа Черевичного и с основной базы, куда должен был лететь второй самолет Н-527 экипажа Жгуна, были обнадеживающими.

Мы уходили первыми. Н-527 с вылетом несколько задерживался, подстраховывая нас до связи с Черевичным (тот уже более пяти часов барражировал над льдиной, где потерпел крушение экипаж Каминского). Точные координаты льдины из-за отсутствия солнца не были известны, и, чтобы помочь в поиске, Черевичный ждал нас в воздухе, делая широкие круги над местом происшествия.

Выполняя после взлета контрольный круг, мы осмотрели район нашего поля. Картина была не из веселых. В двух километрах к западу высокими грядами тянулись ледяные валы торошения. Переливаясь зелено-голубым цветом, они медленно ползли к востоку, оставляя жуткое впечатление. Огромный клин тяжелой черной воды уже расщепил льдину почти по границе взлетной дорожки, и было чудом, что наше поле еще как-то держалось. В пилотскую вошел бортрадист Камбулов:

— Радиосвязь с Черевичным установлена. Его радист Патарушин просит поторапливаться.

— Передай экипажу Жгуна, чтобы немедленно уходил, а Патарушина попроси дать радиопеленг для уточнения курса.