Вокруг Света 1982 № 02 (2497) - [28]

Программа развития птицеводства тоже хорошо прививается. Но только в пригородных деревнях: здесь есть возможность быстро продать яйца и птицу.

Еще меня попросили запомнить, что любое начинание местных властей, даже самое нужное, обретает популярность у местного населения не раньше, чем через два-три года после старта. К примеру, несколько лет потребовалось, чтобы доказать бхилам, что химические удобрения «не сожгут мать-землю». Если бхил получает образование, то в своей родной деревне не задерживается, а старается устроиться на какую-нибудь государственную службу. Деревни так и остаются неграмотными.

Короче говоря, главная задача администрации — либо повысить урожаи на крестьянских полях, либо обеспечить бхилов дополнительными источниками дохода на месте. За последние четыре года в округе культура земледелия значительно поднялась, а власть ростовщиков заметно ослабла.

Вот с такими предварительными знаниями я и отправился в поездку по бхильским селениям. Первой была деревня Хареди неподалеку от города Годхра в штате Гуджарат.

Хареди — место довольно унылое. Голые лоскутные участки полей. Овраги, пустыри. Общественные пустоши для выпаса деревенского скота. Издали ни одного зеленого пятнышка не видать, а коровы и козы все же что-то усердно выщипывают.

У въезда в деревню, на бугре, стоит небольшая индуистская молельня, а возле нее в три ряда выстроились коричневые, почти черные или серые мемориальные камни. Плоские и узкие, сверху округленные или отесанные тупым углом плиты, возведенные в честь умерших, разной высоты — от полуметра до полутора. Почти на каждом камне барельеф: всадник с пикой или пеший воин с саблей. И ни одного с луком. Резьба по камню очень искусная, даже, можно сказать, изящная.

Под некоторыми камнями стоят фигурки лошадей из красной глины, чем-то похожие на дымковскую игрушку. Их ставят под камень раз в году, на праздник Дивали, и не убирают. Между камнями, рядом с фигурками лошадей, сушится на солнце кизяк. Соседство довольно странное. Впрочем, насколько я успел заметить, к святым местам своим бхилы относятся хотя и с уважением, но без религиозного трепета. В некоторых деревнях ребятишки при мне ступали ногами, садились на камни-символы наиболее почитаемых бхилами богинь, и взрослые их не одергивали. Можно было понять из бесед с бхилами, что только на религиозные праздники «святые места» обретают для них торжественно-обрядный смысл.

Мы расположились для разговора в школе — под крышей, установленной на столбах на краю деревни.

Триста семей в деревне Хареди — тысячи три жителей. А подивиться на гостя-чужестранца собрались человек двести. Почему так мало людей в деревне? Оказалось, что крестьяне подались в богатый округ Кайра, на заработки. Из семьи моего собеседника, бхила Далабхаи, из двадцати двух человек ушли пятнадцать, взяв и пятерых детей. Вернутся только через восемь месяцев.

Оставшиеся ухаживают за скотом (это общая собственность семьи), выращивают овощи, неприхотливое бобовое растение грэм, возят в город молоко на продажу.

— Сколько же денег,— спрашиваю,— привезут после работы ваши родственники?

— Примерно по двести рупий на взрослого. Истратим их на питание, на одежду семье, на корма для скотины.

— Кто решает, кому ехать на заработки, а кому оставаться?

— Глава семьи. Раньше это был наш отец, а теперь мы, все трое братьев, собираемся и обсуждаем, как сделать лучше.

В сухой дымке над оврагами клонилось к закату бледно-золотистое солнце. Мемориальные камни у храма отбрасывали длинные тени. Вытягивая ведра с водой из широкого круглого колодца веревками, пропущенными через небольшие железные шкивы, смеялись и судачили женщины. Одеты они были, мне показалось, по-праздничному, со всем грузом серебряных и бронзовых украшений. Может быть, их предупредили о нашем приезде?

— Нет,— ответил Далабхаи,— бхилы так одеваются всегда.

— Ну а что нового у вас еще? — спросил я.

— Ростовщиков в Хареди нет,— удовлетворенно сказал Далабхаи, поправляя свисающий с затылка на грудь длинный конец тюрбана.— Долга у нашей семьи немного. То, что заняли на мою свадьбу, уже вернули — у нас положено давать приданое за женихом. А теперь должны две тысячи рупий кооперативному обществу за пай на птицеферме.

— Какой птицеферме?

— А вон той.

На большом плоском бугре километрах в двух от деревни, возвышалось длинное двухэтажное строение под алюминиевой крышей, которое я принял за большую мастерскую. Вблизи она выглядит внушительно, внутри и вовсе вполне современно. На втором этаже тянутся в три ряда металлические сетки с курами. Сто секций на сто птиц каждая.

На секциях таблички с именами владельцев: «Рупсингх Манглабхаи Дамор», «Макнабхаи Веста Бариа». Секции розданы только тем семьям, у кого меньше пяти акров земли и доход меньше двух тысяч рупий в год.

Птицеферма построена полтора года назад, и доходов пока не дает. Все уходит на выплату займа, хотя половина нужной суммы была предоставлена беднякам безвозмездно. Но бхилы надеются, что прибыль будет. Об этом Далабхаи говорил мне с уверенностью.