Вокруг Света 1982 № 01 (2496) - [40]

В отношениях между Сетом и его озлобленным на весь мир папашей не ощущалось родственного тепла; Джон Томпсон с большим удовольствием пришлепнул бы отпрыска, точно назойливого комара, если б только не страх перед законом. Он терпел мальчонку подле себя тринадцать лет, потом Сет сбежал из дома и подался на рыбный промысел добывать зубатку.

Время от времени он приезжал домой подбросить отцу деньжат, сколько удавалось скопить, и постепенно Джон Томпсон начал ласковей глядеть на сына. Однажды в 1931 году, приехав по обыкновению ненадолго домой, Сет застал отца бездыханным на грядке с чахлыми помидорами. Он отвез тело на Коуплендское кладбище и там предал земле.

Вскоре он вернулся, и не один, а с молодой женой из Мор-Хейвена, и повторилась та же история, какую некогда пережил его отец. На сей раз достаточно оказалось одной недели в кипарисовой развалюхе среди комариных болот: на восьмое утро Сет проснулся и обнаружил, что молодая жена исчезла. Только он в отличие от отца не ожесточился. Готовить женщина не умела, отказывалась колоть дрова и свежевать добычу, а стало быть, уехала — и с плеч долой.

К этому времени промысел зубатки на озере Окичоби, пережив бурный расцвет, захирел, а спрос на рыбу все не падал, и Сет начал рыбачить то по ручьям и заводям на болотах, то на Тернер-ривер, протекающей поблизости. С годами он утратил вкус к тяжелому труду по многу часов кряду, прикупил лодок для сдачи напрокат и стал предлагать свои услуги в качестве проводника; мало-помалу «Сетов приют рыболова» приобрел известность среди любителей рыбной ловли в Кольер-каунти. Теперь Сет промышлял рыбу на продажу, только когда приходилось туго с деньгами.

Старый дом его, каким был в 1890 году, когда его построили, таким и остался: покосившееся крыльцо, пол из толстых, грубо отесанных досок, кровля из самодельной дранки. Слева от дома стояли «форд»-пикап и болотный вездеход с огромными самолетными покрышками. Ближе к ручью Сет поставил сарайчик и открыл в нем лавку. Здесь можно было купить рыболовные снасти, пиво, содовую воду, сладости, сигареты — правда, пиво хозяин не столько продавал, сколько употреблял самолично. По берегу ручья лежало штук десять плоскодонок, которые Сет сдавал напрокат, а кругом по всей поляне валялись верши и сети.

К немногим современным удобствам, какими Сет пополнил свое обзаведение, относились электрический свет, охладитель для пива и содовой, холодильник и большая вывеска над входом в лавку с рекламой кока-колы и надписью: «Сетов приют рыболова». Стряпал он по-прежнему на открытой решетке у крыльца или же на дровяной плите в кухне. Уборная стояла в лесочке за домом, а ванной служила большая деревянная кадка на заднем крыльце. Зато воду в дом, а также к прилавку на дальнем конце вырубки, где чистили рыбу, подавал электрический насос.

Был у Сета помощник по кличке Тощий — долговязый мужчина лет сорока, который забрел сюда лет десять назад, попросил поесть, да так и прибился к лагерю. Откуда явился Тощий, куда держал путь, было ли у него человеческое имя, Сет не знал и никогда не допытывался. Тощий служил ему верой и правдой, ел мало, делал без лишних разговоров все, что велят,— чего же еще? Жил он в каморке, которую Сет для него пристроил к лавке с задней стороны, и по всем признакам никуда отсюда не собирался.

Во владениях Сета имелась достопримечательность, какую нигде больше не сыщешь на болотах: лагерь окружали девять акров девственного, нетронутого леса, в котором рос болотный кипарис. Здесь никогда не производили порубку, не считая того акра, который Джон Томпсон когда-то расчистил под огород, пустив деревья на постройку дома и сараюшек. И теперь сумрачные великаны поднимали высоко к небесам кроны такой густоты, что ни единому лучику солнца сквозь них не пробиться; по земле громоздились корни самых невообразимых очертаний, а между ними горделиво раскинули листья высокие папоротники и ковром стлались сфагновые пышные мхи. Там озерко, покрытое водяными лилиями, тут густая чаща сабаля-пальметто, россыпи диких орхидей — и тишь, нерушимая тишина. Часто люди ехали сюда только ради того, чтобы побродить по такому лесу.

К шестидесяти пяти годам Сет Томпсон раздобрел, округлился — штука ли, двести восемьдесят фунтов веса при росте пять футов одиннадцать дюймов — эдакий современный Фальстаф, неизменно улыбчивый, неизменно одетый в один и тот же выцветший комбинезон. Даже уезжая в Нейплс, Эверглейдс-Сити или Форт-Майерс продавать рыбу или покупать товар, он не надевал ни рубахи, ни ботинок, а если бы надел, люди, привыкшие к нему за столько лет, не узнали бы его. И завсегдатаи лагеря, и местные жители, с которыми он общался в городках и поселках, принимали его таким, как есть; он возбуждал в них не больше любопытства, чем любой другой белый или индеец, кому Большие Кипарисовые болота были родимым домом.

Сет смолил днище одной из плоскодонок, когда в берег уткнулся носом долбленый челнок Прыгуна. Из каноэ первым выскочил Гамбо, оглашая всю вырубку грохотом погремушки, сделанной из маленькой тыквы.