Вокруг Света 1981 № 12 (2495) - [47]

Утром первым делом кинулись смотреть, раздирая смерзшиеся ресницы,— виден ли берег? Виден, не пропал! Хотя вроде и вправду отнесло от него немного...

Снова двинулись в путь. Шли, несмотря на неимоверную усталость и тяжкую ношу, все ускоряя шаг. Тяжело дыша, чуть не бежали.

А к вящему несчастию ветер вовсе погнал лед в море. Дорогу им преградила широкая полынья. Вот когда нужен был ялбот! Но они уже давно плавали без него...

Стали переправляться через полынью на льдинах, словно на плотах, отпихиваясь шестами. Соскользни с качающейся под ногами льдины — и все, обратно уже не взберешься. Да еще и товарищей утопишь, если будешь цепляться за льдину. А вода ледяная, в ней и минуты не проживешь.

Но уцелели, все уцелели! Голодные, промокшие, чуть живые выбрались, выползли наконец на прочный, надежный берег. Долго лежали без сил, отдыхали. Потом насобирали плавника, разожгли костер. Немножко обогрелись, пожевали сухарей. И, разбившись на две партии, взялись за работу. Одни под командой Лаптева спешили построить дотемна две полуземлянки-юрты из плавника. Других, кто посмелее, Челюскин повел обратно по льдинам на корабль спасать уцелевшие продукты.

Перетаскивали их на берег целых две недели — понемножку, сколь могли. Путь среди разводий с каждый днем удлинялся: корабль оттаскивало все дальше. И все же «Якутск» не тонул, поддерживаемый льдами. Стали уже разбирать его на дрова: мало на берегу нашлось плавника. Дров хватало только для костра, а юрты и обогреть нечем. Люди промерзли до костей, еле двигались. Некоторые падали и не хотели вставать:

— Все равно помирать, ваше благородие...

Но Челюскин поднимал их снова и снова:

— Вперед! Давай, давай, а то замерзнешь!

— Ваше благородие, а «Якутск»-то, гляньте! — ахнул один из матросов.

Челюскин обернулся и уже не увидел родного корабля. Сомкнулись льды, поглотили его. Все море теперь сковал белый панцирь.

Стремительно наступала зима, грозя погубить их на пустынном берегу. Но подоспели на помощь эвенки. Лаптеву и Челюскину удалось вывезти отряд к жилью промышленных, названному Конечным.

«И в том пути от великих стуж и метелиц и от пустоты претерпевали великую трудность...» Четверо умерли. Но остальные были спасены, благополучно перезимовали.

Теперь у них не было корабля. Превеликая беда произвела полную перемену  в обстоятельствах. Но они не сдались, не отступили! За зиму штурман Челюскин разработал маршруты — и с восхождением солнца три отряда отправились на собаках в путь. Партии были небольшие, по два-три человека. Одну возглавил Лаптев, другую Чекин, третью Челюскин.

На суше не качало, и для определения Широты по высоте солнца над горизонтом можно было пользоваться квадрантом. Все же он был поточнее градштока, но зато тяжеленный и требовал к себе бережного отношения.

Результаты получались, пожалуй, лучше, точнее. Но работа была адова и подвигалась медленно. Выбрав место повыше, останавливались. Доставали из ящиков треногу и тщательно укутанный, чтобы не разбился, пель-компас. Установив его на треноге, Челюскин неторопливо и тщательно пеленговал все приметные мысы, скалы. Подробно записывал их особенности, измерял углы между ними с помощью астролябии.

Затем отмечали место, откуда провели пеленгование, репером — пирамидкой из камней, если удавалось их насобирать, или бревном, которое на сей случай возили с собой, и переходили с приборами на самую высокую из уже нанесенных на карту точек. Все повторялось снова: пеленги, измерения углов — теперь уже с этой позиции.

Каждый вечер Челюскин тщательно подсчитывал, сколько пройдено за день, чтобы можно было хотя бы примерно определить долготу нанесенной на карту местности. А расстояния между отдельными приметными мысами и скалами определяли уже гораздо точнее, таская в обмороженных, избитых в кровь руках металлическую мерительную цепь...

И все это на морозе за двадцать градусов, на ледяном ветру, секущем до костей. Пальцы не повиновались. Руки примерзали к железу. Солнце, отраженное снегом, так слепило глаза, что потом приходилось несколько дней отлеживаться в темноте, в наскоро поставленном чуме.

А сколько раз бывало: только устроится Челюскин для работы, только склонится над пель-компасом, солдат вдруг испуганно окликает:

— Ваше благородие! Медведь подкрадается!

— Где?!

Челюскин оборачивается и видит совсем рядом спешащего к нему огромного медведя. Надо успеть схватить ружье, проверить шомполом, забита ли пуля в дуло; окоченевшими пальцами насыпать пороху на затравку; прицелиться поточнее, сдерживая дрожь в усталых руках; выстрелить...

Медведь еще успевает сделать несколько шагов, прежде чем тяжело рухнуть в снег, ткнувшись мордой прямо в ноги Челюскину. А если бы кремень дал осечку? Или порох бы отсырел?..

Но медведь — это бог хорошо им послал. Будет мясо и людям и собакам, а то продукты уже на исходе и через несколько дней, прервав работу, пришлось бы спешно возвращаться к ближайшему жилью. И хорошо, если не ошибется штурман в расчетах и ничего не случится по пути...

Так, за весну и начало лета 1741 года им удалось до наступления распутицы объездить почти весь полуостров Таймыр; нанести на карту не только побережье, но и реки, озера, горные хребты, обнаруженные в тундре.