Вокруг Света 1981 № 04 (2487) - [24]

Возраст Кефегу можно определить лишь приблизительно. Во-первых, в этих местах мало кто умел считать больше чем до десяти. Во-вторых, коптский год состоит из тринадцати месяцев, в официальных же документах применяется год международный. Сопоставлять их сложно, а записи вести мог во всей округе единственный грамотей. Да и кому это было нужно? Жизнь состояла из трех периодов от рождения до времени, когда человек — лет в шесть — начинал работать на поле, трудоспособного периода и, наконец, ожидания смерти.

О том, что все предки Кефегу жили на том же месте, свидетельствует документ, написанный на пергаменте старым коптским письмом «гээз». Документ Кефегу унаследовал от отца и повесил на стене дома точно так же, как делали это и его предки. Грамота датируется 1512 годом. Она подтверждает, что некий крестьянин по имени Кефегу уплатил местному монастырю дань, вследствие чего и освобожден от обязательных повинностей.

С тех пор сменилось по крайней мере двадцать поколений. Люди рождались, жили и умирали. И это была вся история.

Провинция Воллега огромна и однообразна. В долинах скудно произрастает просо тефф. Из его зеленоватых семян готовят муку для лепешек. Хижины разбросаны, деревень ни в европейском, ни даже в африканском понимании нет. Поэтому ни Кефегу, ни его предки точного адреса не имели. Жизнь их текла под палящим жаром солнца на сухой, рыжей, растрескавшейся земле, которую дважды в год покрывали жалкие поросли теффа.

От городка Некемпт к месту обитания Кефегу еще три дня пути — через иссохшие русла рек, через заросли кустарника, в котором человек теряется, как в океане, по земле, усеянной кварцевыми и базальтовыми обломками, режущими босые подошвы. Дорог тут никогда не было, кроме одной — государственной, ведущей от Аддис-Абебы в Гимби.

Где-то в конце третьего дня пешего пути начиналась местность, где можно найти человека по имени Кефегу. Он обитал в такой же хижине, как одиннадцать миллионов амхарских крестьян.

На более-менее ровной площадке с помощью веревки обводили круг радиусом в два метра. По периметру тесно набивали колья из тамариска и переплетали их эвкалиптовым лыком. Так возникали неплотные, пропускающие воздух стены. Для конусообразной крыши применяли связки сушеного тростника. Вместо двери — занавеска. Перед хижиной очаг — несколько камней. Прямо на голую землю клали охапку сена и гибкие веточки. Все. Ни светильника, ни мебели.

Такую хижину можно было поставить лишь на земле, которая принадлежала крестьянину. И если недалеко было поле и источник. Низкие урожаи заставляли крестьянина искать и засеивать все больше земли. Оттого и деревни в этих местах не сложились.

Кефегу ничего не знал о своих предках. Не ведал, что существуют другие страны. Не осознавал и существования Эфиопии как государства.

В своей одинокой хижине Кефегу обитал с женой и шестью детьми. Он не помнил, сколько сезонов косил тефф, сколько вырастил козлят, сколько раз тащил деревянную лохань для поливки поля.

Никогда в жизни он не ел досыта, как и его отец, и его дети. Эфиопский деликатес — харенгу, безвкусную серо-зеленую лепешку из теффа, на которой лежит кусок баранины в жгучей подливке и горсть дробленого сыра,— он ел всего три раза в жизни. Мясо доводилось попробовать лишь тогда, когда сосед, владелец ружья, добывал в зарослях антилопу.

Своим просом Кефегу мог бы прокормить семью. Но после уборки урожая из каждых десяти мер зерна восемь он отдавал ростовщику по имени Ханганхор.

Теперь уже трудно объяснить, когда и откуда взялся этот обычай. Возможно, что какой-нибудь предок Кефегу после засухи оказался на мели и задолжал местному ростовщику. Известно только, что еще во второй половине прошлого века все окрестные крестьяне стали должниками ростовщика.

08-02

Потом все пошло обычным путем Ростовщик передал долги другому, а тот требовал немедленной уплаты. Поскольку платить было нечем, церковный суд (а других тогда в Эфиопии не было) постановил, что крестьянская земля принадлежит ростовщику. Тот продал потом землю князю Макконнену, родственнику императора.

Мне случалось встречаться с князем Макконненом, владельцем провинции Воллега, тогдашним постоянным представителем Эфиопии в ООН. Он, естественно, был выпускником Оксфордского университета, его английский был безупречен, манеры образцовы.

Скорее всего князь никогда не бывал в своей провинции, куда можно было с трудом добраться лишь на вездеходе. Более того, боюсь, что оксфордское образование не помогло ему заметить, какой парадоксальный процесс развивается в тогдашней Эфиопии. Когда во всем мире крестьянство шло от феодальной зависимости к владению землей, в Эфиопии было наоборот. Крестьянам во время оно удалось избавиться от власти церкви и получить относительную свободу, но в последние сто лет они попали в крепостную зависимость от феодалов. Князь никогда не узнал бы о судьбе человека по имени Кефегу, если бы не события весны 1974 года.

Во время первой весенней пахоты Кефегу лишился плуга. Вообще-то плугом орудие, которым он разрыхлял почву, назвать трудно. Непонятно было, почему «плуг» сломался,— делают его из твердого дерева и он может по служить лет сто. Новый обошелся бы в двадцать быров (примерно десять долларов). Такого расхода Кефегу позволить себе не мог. Три дня спустя у него пал буйвол.