Вокруг Света 1981 № 03 (2486) - [23]

Тим свободно изъясняется на сиу, преподает язык чероки (он сознался, что предков у него много: сиу-чероки-кикапу), и ведет курс народной психологии в Корнельском университете. Он показал мне учебник языка чероки, грамматику мохаукского, разговорник на сиу.

— У племен растет тяга к возвращению народной речи,— рассказывал он.

...Чероков американцы издавна считали одним из «цивилизованных племен» — они растили кукурузу, у них была сложная иерархия власти. В двадцатых годах прошлого века хромой метис по имени Джон Джист — индейское имя Секвойя — дал себе слово придумать индейскую письменность. В 1823 году он представил свое творение на совет вождей; алфавит оказался столь практичным, что через несколько месяцев все чероки стали грамотными. С этого же года стала выходить первая индейская газета «Чероки Феникс». Личность Секвойи обросла легендами.

Позже в среде этнографов появились суждения, что Секвойя не изобрел, а только модернизировал какую-то уже имевшуюся систему картиночного письма — пиктографии. Припомнили, что еще в 1775 году один вождь зачитал древнюю легенду, записанную на шкуре рисуночным письмом. С тех пор остался только текст, записанный на бумаге, а шкуру как курьез отправили в подарок королеве в Лондон, где она, естественно, затерялась. Вот и думай теперь, кто и когда изобрел индейскую письменность...

...Ирокезы дали Америке, пожалуй, больше талантливых людей, чем любое иное племя. Среди них историки, военные, политики, этнографы и поэты.

Индейцы вообще красноречивый народ, ирокезские же ораторы в этом отношении могли бы поспорить с древними римлянами. Да американцы и окрестили их «римлянами Нового Света». Слава ирокезов восходит к легендарному Гайавате и пророку Деганавиде, объединителям ирокезов в Союз Пяти племен, Великую Лигу.

Одно из этих племен — онондагов — не случайно именуют «людьми холмов»: их земли разбросаны по лесистым склонам. Онондага потому и стала столицей союза, что где-то здесь жили сам Гайавата и его соперник — злобный людоед и чародей Атотархо. Это он препятствовал всеобщему миру, единению племен... И потому, когда удалось лишить его злобных чар, центром ирокезских земель стала именно Онондага, родина Гайаваты.

На земле Великой Лиги

...Машина резко свернула вправо с федерального шоссе и выехала на единственную улицу резервации, выступившую из редкого леска. Кругом лежал снег. Церковь, грязное кирпичное здание школы, кучка облезлых домиков по обе стороны, и никого вокруг. Проехав дальше, мы остановились у старого кладбища и постояли у Длинного дома совета. Пяти племен, где собирались пятьдесят человек — онондагов, онайдов, кайюгов, сенеков и мохавков. Дом был сложен из свежих бревен и еще не окрашен: он предназначался на смену старому, поменьше, сиротливо стоявшему рядом.

День был серый, и все вокруг выглядело таким же серым и заброшенным, как это старое кладбище или засохшие стебли кукурузы на грядках, покрытых снегом. В растерянности повернув назад, мы решили для очистки совести постучаться в наглухо запертую лавку-сарай. На стук вышла полная пожилая женщина в платке, одеждой напоминавшая русскую крестьянку. Нам разрешили взглянуть на нехитрую продукцию местных умельцев. Некоторые топорные сувениры обнаруживали к тому же хорошо знакомую надпись: «Подлинное изделие», а внизу — меленько — «Сделано в Гонконге». Приобретя лишь последний выпуск ирокезской газеты «Аквесагне Ноутс» с потерянным видом слонялись мы по лавке, и тут хозяйка, ожидавшая, пока мы закончим, спросила, откуда мы.

— Русские,— ответил мой спутник.

— Русские? Как же далеко вы забрались! — Женщина оживилась.— Я думаю, вы первые русские, ступившие на эту землю.

Мы этого не оспаривали.

— Позвольте пригласить вас на чашечку кофе.

Индейцы США давно освоили этот напиток.

Помещение, в котором мы находились, внутри напоминало избу. В углу были свалены какие-то вещи. Сбоку примыкала каморка поменьше. Наша хозяйка оказалась представительницей верховной власти племени, имеющей, по древним законам, право выбора вождей. Как позже выяснилось, ее знают не только в Онондаге, но чуть ли не во всех ирокезских резервациях штата Нью-Йорк.

— Совет по-прежнему собирается регулярно в Онондаге, — говорила хозяйка. — Мы очень бедны, зато свободны: племя не подчиняется Бюро по делам индейцев и вообще федеральному правительству. Земля и дома на ней наши собственные согласно старому договору.

Ирокезка внезапно бросила:

— Как показалась вам резервация, что вы почувствовали, когда въехали сюда? Нет-нет, говорите правду.

— Знаете, все-таки тяжело видеть такую бедность и нищету.

— Но ответьте, что лучше: потерять родной язык и культуру или остаться бедными, но самими собой? Правительство часто предлагает нам: «Давайте мы построим вам новое здание школы — только разрешите провести дорогу через резервацию». Но мы-то знаем, что это значит: строить, а потом и содержать дорогу придут техники, вслед за ними туристы, бизнесмены. Их будет куда больше, чем нас... Учитель у нас сейчас есть свой, ирокез, и мы можем быть спокойны: он будет учить детей так, как нужно. В Онондаге заплачено за каждый дом, каждую пядь земли. Это наши исконные владения, и мы не желаем их никому отдавать...