Вокруг Света 1980 № 10 (2481) - [25]

16 сентября авангард Багратиона начал штурмовать хребет Росшток, чтобы пробиться в северную Швейцарию. Солдаты шли гуськом по скользким мокрым камням, рыхлому снегу, окликая друг друга в тумане. А сзади и с флангов то и дело наседали французы — они получали свежее подкрепление и к тому же давно освоили этот театр военных действий. Когда тяжкий спуск в небольшую Муотенскую долину был позади, пришло трагическое известие: Римский-Корсаков разбит. Идти к Цюриху бессмысленно...

18 сентября Суворов созвал военный совет: нужно было решить, куда вести дальше армию. В самой просторной комнате Муотатальского женского монастыря собрались военачальники. Решили пробиваться на восток, к Гларису, где стояли союзные австрийские войска.

...Монастырь основан в XIII веке. Низкий дубовый потолок, не большие окна, выходящие в монастырский дворик. Изразцовая печь, медная посуда в старинном резном шкафу. Ненарушаемая тишина, и лишь календарь на столе напоминает, что сейчас год 1979-й...

Настоятельница, фрау муттер Моника Квебер — невысокая, седая, энергичная женщина, — приветливо встречает нас, усаживает за свой письменный стол и приносит толстую книгу в истертом кожаном переплете.

— Это дневник, который тогда вела фрау муттер Вали Бургомуль, — говорит она, листая книгу. — Здесь записи о монастырских делах, о расходах-доходах. Вот о пострижении новой монахини. Вот и приходе в Муотаталь французов. А это, — смотрите, — о Суворове, о военном совете.

Тут описывается каждый день пребывания русской армии в Муотатале. Французские солдаты требовали продукты и не платили за них. На первом этаже монастыря устроили конюшню.

А русские за все платили — и монастырю, и местным жителям. Фрау муттер описывает их благородство. Они пришли как освободители. Когда Суворов выступил из Муотаталя на восток, он был вынужден оставить здесь тяжелораненых. В монастыре ухаживали за ними около трех недель, пока их не вывезли...

Из переписки Суворова с царским двором известно, что он ни на день не забывал об оставленных в Швейцарии тяжелораненых, о русских пленных, что настойчиво просил принять меры для их возвращения в Россию.

Из приемной настоятельница ведет нас по скрипучим ступеням на верхний этаж в небольшую комнату, где останавливался великий полководец. Сейчас это обычная монастырская спальня. Мебель с тех пор не сохранилась, хотя та, что здесь стоит, «отметила» свое столетие.

Фрау муттер Моника Квебер рассказывает, что два моста недалеко от селения местные жители до сих пор называют суворовскими, что в Муотатале две мемориальные доски. Одна на здании монастыря, другая на фасаде местной школы — там раньше был дом, где, как рассказывали старики, располагались штабы русских полков.

Еще в Москве и Ленинграде, знакомясь с материалами, связанными со Швейцарским походом, мы обратили внимание на старинную карту, вычерченную «свиты его императорского величества по квартирмейстерской части подполковником Залимовым, майором Энгельманом и капитаном Толем», на которой показано сражение на реке Мутта (так называли в России Муоту) 20 сентября 1799 года. Превосходящие вдвое силы французов атаковали наши войска. Но, отразив наступление неприятеля, поредевшие полки Ребиндера, Милорадовича, Мансурова, Кашкина погнали его и взяли в плен, как сказано в описании сражения на полях этой карты, «свыше 1100 солдат и офицеров, да захватили пять пушек». Но и после этой победы русской армии все же пришлось, одолевая горные кручи пробиваться на Гларис.

Дальше по Муотаталю вела нас дочь мэра городка восемнадцатилетняя Анна-Мария. Мы сидели в машине, собираясь отправиться в Гларис по шоссе.

— Но русские солдаты пошли другой дорогой! — уверенно сказала Анна-Мария. — Сейчас это почти заброшенная тропа. Едем, я покажу.

Дорогой действительно мало пользовались — мы лишь раз встретили автомашину. Но как же трудно было с ней разминуться! Мы продвигались чуть ли не по сантиметру, вжимаясь в нависавшую справа скалу, а встречная машина почти зависла колесами над головокружительным обрывом.

Теснились толстые стволы сосен, низвергался водопад, грохоча и увлекая за собой палки и мелкие камни. Исчезли в долине шале — домики с ярко раскрашенными ставнями и наличниками, лишь изредка на крутом склоне — и как туда только забираются! — чернели угрюмые дома горцев, сложенные из толстых бревен, опиравшихся на неотесанные глыбы. Высились поленницы дров. А дорога крутыми витками врезалась в угрюмый пейзаж нетуристической Швейцарии.

— Говорят, тут был привал у солдат, — вдруг сказала Анна-Мария. — Вон доска...

Она была привинчена прямо к бугристой желто-коричневой скале.

«В память о переходе русских войск под руководством генералиссимуса Суворова в сентябре 1799 года»

И снова в горной тиши представили мы армейский бивуак, голоса командиров, лязг составляемых в козла ружей. У самой мемориальной доски росла высокая, крепкая, вцепившаяся корнями в каменистый грунт рябина. Казалось, кто то специально привез рябинку сюда как напоминание о родных русских лесах.

В Гларисе австрийцев уже не было не заботясь о своих союзнических обязательствах, они ушли из Швейцарии, оставив русских один на один с неприятелем. Весь путь армии Суворова на Гларис, потом на юго-восток, на перевал Панике, сопровождался почти непрерывными боями с французами, силы которых превосходили русские во много раз Панике был последним но, может быть, наиболее тяжелым испытанием для измученных тяжелым альпийским походом суворовских солдат. На перевале снежный покров достигал полутора метров, идти можно было только гуськом по узкой, вьющейся по кручам тропинке, иногда и она исчезала, ветер валил с ног солдат в разбитых о камни сапогах, истрепанном обмундировании. Развести костры было невозможно, вокруг ни одной сухой ветки.