Вокруг Света 1980 № 03 (2474) - [22]

Есть города, которые не охватишь с земли одним взглядом. Плоские и растянутые, они словно созданы, чтобы скрывать в себе что-то. Пномпень с холма вдовы Пень раскрывается перед вами, открыто демонстрируя свои достоинства и недостатки: продуманность старого «каменного» города, застраивавшегося французами и местной знатью, нагромождение билдингов первых лет независимости и «свободного предпринимательства», а за ними, в разрывах между этими нагромождениями из армоцемента — почти деревенская мешанина деревянных построек и зловещие, ядовитые пятна болот...

Мы спустились с холма и под немилосердно начинавшим жарить солнцем побрели в сторону королевского дворца. Как ни манили нас его классические кхмерские очертания, вначале пришлось преодолеть, шагая через оборванные провода и спотыкаясь о выброшенный на проезжую часть хлам, торговый город.

К югу от холма Пень и лежат под современным асфальтовым покрытием те миллионы кубометров грунта и камней, которые натаскали сюда подданные короля Понхеа-Ята. Здесь некогда тянулись через город от реки к западным болотам каналы и искусственные протоки, облицованные камнем, которые подавали воду во рвы, опоясывавшие исчезнувшую столицу.

В пустынный королевский дворец мы прошли со стороны набережной через неширокие ворота, возле которых стояли часовые. Штыки их карабинов отражали продолжавшее подниматься к зениту солнце. Напротив три-четыре десятка бойцов, составив оружие в пирамиды, отдыхали в тени пальм у зданий национального музея, испещренных пулеметными очередями. Сквозь проломленную черепичную крышу одного из них торчала, будто любопытствуя, голова Вишну.

Во дворце нет древних камней.

Главное здание в комплексе — Тронный зал — торжественно открыли 16 мая 1919 года для короля Сисовата. Оно заменило прежнюю довольно невзрачную деревянную постройку 1869 года, в которой восседал король Нородом.

Рассказывают, что в Тронный зал иностранцев допускали раньше в исключительных случаях, простой же народ, или, как говорили в кхмерском королевстве, «людей из джунглей» — вообще никогда. В зале длиною около ста метров с первых же шагов начинаешь чувствовать усталость от позолоты. Навязчивая желтизна отражается в зеркалах, покрывает стойки лампионов, поднимающихся из покрытого плиткой пола, поблескивает высоко за стропилами на потолке. Потом из полумрака густой тени, царящей в помещений с закрытыми от жары окнами, выступил трон. Он поднят на небольшую эстраду, которую сверху венчают девять зонтов, один над другим.

Я присмотрелся к тому, как держат себя среди всего этого королевского великолепия наши сопровождающие. Что ощущали эти рабочие и крестьянские пареньки с автоматами, бывшие студенты, а теперь сержанты с пистолетами в брезентовых кобурах, соприкасаясь с тем, что несколько лет назад представлялось им запретным местом, почти обиталищем богов? Двое забрались на трон, а третий их фотографировал. В узких кулуарах справа от трона полноватый очкарик, приводя в порядок десятки завалившихся статуэток Будды на монолитной ступе, пояснял своим товарищам:

— Здесь находится алтарь Хо Прах Аттхи... Он посвящен культу предков. Где-то тут должны быть и урны с пеплом останков умерших членов королевской семьи. Потолок, если посмотреть вверх, здесь сводчатый, а в четырех пролетах зала коробчатый, чтобы удобнее смотрелись выписанные золотом сцены из «Рамаяны»...

— Послушай-ка, отделенный, — говорит крохотный паренек лет шестнадцати, полузадохнувшийся от жары среди стягивающих ему грудь брезентовых подсумков, перегруженных автоматными «рожками», —что такое «Рамаяна»?

Однако преждевременно думать, что новое поколение кхмеров, разделавшись с предрассудками, которые им навязывали, с пренебрежением взирает на творения рук отцов своих. Часовой внутренней ограды моментально согнал с королевского трона парочку, пожелавшую на нем сфотографироваться. Нагнав на переносицу морщину, парень с карабином гневно махнул им рукой:

— Что будет с шелком, товарищи, если каждый начнет отирать о него штаны? Это — народное достояние...

Понадобилось не меньше пяти разрешений, чтобы я смог переступить порог главного храма. Его алтарь трудно описывать. Его нужно видеть собственными глазами. Сотни золотых, серебряных и каменных статуэток Будды стояли вокруг алтаря и на нем, окружая подножие «Изумрудного Будды». Тончайшей работы фигура божества из монолитного кристалла, добытого, как говорят, в Баккарате, покоилась на золотом цоколе. Над ней поднимался пятиярусный балдахин из того же металла. Перед «Изумрудным Буддой» покоился бог несколько поменьше — золотой, поражавший расплывчатой таинственностью выражения, приданного неизвестным художником лицу. В его глазницах и ладонях сверкали огромные оправленные бриллианты.

Прибежал запыхавшийся полный очкарик, бывший студент Пномпеньского университета, и объяснил:

— Фигура золотого Будды полностью отлита из чистого золота и весит семьдесят пять килограммов. На балдахин пошло двадцать килограммов золота... Взгляните под ноги...

Я взглянул. Под моими носками, поскольку охрана приказала снять ботинки перед входом и оставить сумку с фотоаппаратами, тускло отливало потемневшее серебро.