Вокруг Света 1980 № 03 (2474) - [13]

Геннадий Леонидович и Булат настойчиво искали могилу командора. С трудом взбираясь по крутым, почти отвесным склонам прибрежных сопок, заросших низкорослым стлаником и травой, откуда были видны сразу оба мыса и остров Медный, приходили они к мысли , что не могли измученные цингою люди устраивать кладбища на вершинах сопок.

Молодые мореходы как бы оказывались лицом к лицу с теми, кто более двух веков назад жил на этом берегу, и все более убеждались, что пребывание здесь экипажа «Св. Петра» не было заполнено ожиданием смерти. То, что Стеллер назвал «могилками», при тщательных раскопках и расчистке превращалось во вполне приспособленные жилища. Аккуратно выбранные в западинах углубления с ровными стенками высотой до двух и более метров, основательно прокоптившимися от очагов, подтверждали стремление людей выжить и возвратиться на большую землю.

Раскопки четвертого жилища открыли большое подсобное помещение, которое, вероятно, использовалось как кладовка для припасов.

В жилище было два очага. Один служил, возможно, для приготовления пищи, второй для выпечки хлеба. Сделан он был из камней, уложенных на прокопченные деревянные брусья. Меньший очаг, для приготовления пищи, имел в основании прослойку из грунта, шкуры какого-то зверя, засыпанной сверх опять-таки супесью — смесью песка и глины, подобно тому, как на Руси укладывали днище очага берестой и, чтобы оно не отсыревало, засыпали вновь землей. Само жилище было сооружено не наспех, а с умом и смекалкой. По краям ровных и правильно обработанных стен были врыты деревянные столбы, на которых, по-видимому, крепилась крыша.

Снимая сантиметр за сантиметром грунт, нанесенный за долгое время в некогда существовавшие жилища, участники экспедиции знакомились с бытом экипажа пакет-бота «Св. Петр». По словам Векселя, во время пребывания на острове нельзя было распознать, «кто господин или слуга, понеже уже не было разни (разницы) ни между кем ни в чем, ни у слуги с господином, ни у подчиненного с командиром, ни в подчинении, ни в работе, ни в пище, ни в одежде».

Сколько было разговоров, когда нашли остатки пистолета (в описи значилось три) и картечи со следами зубов — как и сегодняшние охотники, моряки Беринга так подгоняли пули к своим ружьям. Ребята надеялись, что удастся обнаружить и оставленные на острове пушки, которые видели в последний раз в 1946 году, но поиски их даже в прибрежной полосе в один из самых больших отливов ничего не дали.

Каждая новая из более чем двухсот находок, сделанных курсантами: коуши с остатками растительного троса и инструменты, незаконченный самодельный топор кузнечной работы, корабельные блоки и части корабельной оснастки, остатки портупейной пряжки и одежды — все служило поводом для раздумий и споров. Кто мог жить в той или иной землянке, кому могла принадлежать та или иная вещь?

Медицинская мерка с пятью кратными стаканчиками внутри, вероятнее всего, принадлежала Стеллеру, а вот протрактор — трех ножны и штурманский инструмент, подобный циркулю, — мог быть судовым имуществом, а мог принадлежать и 70-летнему штурману Андрису-Эйзельбергу, умершему, как и Витус Беринг, на острове, или, скажем, гардемарину, а потом мичману Петру Чаплину.

Кто, например, курил трубку, металлический орнаментированный мундштук от которой нашел возле очага в третьем жилище Валера Сигитов? Он с убежденностью заявил, что мундштук был от трубки самого капитан-командора...

Кому принадлежала калановая шуба, обрезки которой вместе с пуговицами и нательным христианским крестом были найдены в четвертом жилище? И не было ли это жилище местом проживания мастера Софрона Хитрово, Свена Векселя и его двенадцатилетнего сына Лоренца Векселя, в те дни волонтера, а затем лейтенанта русского флота?

Откуда на острове среди гвоздей и обрезков кожи оказалось множество осколков расписного фарфора? Не были ли это изделия, созданные на первом петровском фарфоровом заводе в России?

Не из этнографической ли коллекции Стеллера, собранной им во время путешествия по побережью Северной Америки, — каменные скребки, скобельки и другие орудия труда, образцы камней, сланцевый алеутский светильник-жировик и точило со следами обработки медным инструментом? Ведь, по свидетельству участников экспедиции, на острове «сникакова жилья нет, но и знаков к тому, чтоб бывали на нем когда люди, не находилось». А может, они принадлежали штурману Харламу Юшину?

Действительно ли видели курсанты на дне среди рифов лапу адмиралтейского якоря, которым был вооружен пакет-бот и который был утерян в бухте, или это им только показалось?

Вопросы следовали за вопросами...

25 августа. Это только начало...

Ветер шел с моря, и белая пена с пушечным гулом разбивалась над рифами.

Фаина Ивановна вдруг прекратила работу и, внимательно вслушавшись, произнесла:

— Вездеход вроде...

— Да нет, это накат, — отмахнулся Геннадий Леонидович, но тотчас уловил в шуме прибоя какие-то новые нотки.

И тут из-за мыса Пароходского выскочил вездеход. Он, урча от натуги, проскочил по дну Командорки, по берегу и замер у остатков юрташки — домика, в котором в 1923 году останавливался Владимир Клавдиевич Арсеньев.