Вокруг Света 1979 № 11 (2470) - [28]

Прищурив глаза, Абдулатто глядел в горн, на пляшущие красные язычки пламени, словно ожидал увидеть одному ему известные краски и оттенки. Тысячеградусное марево полыхало внутри печи; пламя очистило лежащие рядком металлические полосы, и они наливались ровным бронзовым светом. Эти полосы-заготовки — в большинстве своем вышедшие из употребления, отбракованные на производстве подшипники, которые получает артель через контору Вторчермета. Абдулатто и другие мастера вполне довольны качеством этой стали, хотя и скучают по старым дедовским временам, когда сталь варили особым шахриханским рецептом, переходившим из поколения в поколение. Но, к сожалению, многие секреты этого сплава утеряны...

Вот мастер клещами перенес одну из заготовок на наковальню, взял молот и осторожными ударами стал счищать окалину. Грубый, безликий кусок металла буквально на глазах обретал форму и плоть ножа, делался податливым и послушным. Наверное, так работали деды и прадеды Абдулатто, и эти точные, размеренные движения перейдут по наследству к его сыну и внукам.

Юлбарс тем временем обтачивал рог горного козла: пройдя многочисленные стадии обработки, он станет впоследствии рукоятью пичака. Затем мастер и его сын особыми резцами, штампами делали насечки и углубления в металле, заполняя их черной, красной и золотистой краской, смешанной с шарлаком — особым составом, который придаст ей прочность, блеск и изящество.

Через несколько часов после закалки и точки на рукоятке ножа зацвела старинная орнаментальная вязь, а широкое цвета воронова крыла лезвие украсилось фамильным клеймом Абдуллаевых — три звезды и луна. Мне показалось, что все эти узоры, тонкие и певучие переливы красок, словно сошли с мозаичных стен и куполов древних среднеазиатских мавзолеев...

Я не сказал, но, по-моему, это был не нож, а подлинное украшение, произведение искусства, место которому в витрине музея. Хотя сам Абдулатто никогда бы не согласился со мной.

— Можешь резать хлеб, можешь чистить картошку, а можешь повесить на ковер и смотреть, — сказал он мне на прощание. — Все можешь! — И, помолчав немного, улыбнулся: — Но лучше всего — резать дыню...

О. Зубов

Полет длиною в миг

Они тяжело отрываются от земляного купола, с трудом распахивая крылья. Четыре одинаковых, закругленных на концах крыла радужно вспыхивают в лучах солнца, чуть приподнявшегося над бескрайней равниной. Один за другим взлетают термиты в чужой им доселе воздух, вырываясь из тесного гнезда, стенами которого ограничивался привычный мир. Несколько неловких взмахов длинных крыльев. Полет — и падение. Их древнейший летательный аппарат мог парить лишь во влажных потоках незнакомой нам атмосферы... Кончился полет, длящийся мгновения, единственный полет в жизни.

Крылья больше не нужны: они мешают двигаться по земле; спасаться от многочисленных врагов, подстерегающих на каждом шагу; рыть убежище. Термиты цепляются за травинки, бугорки, переворачиваются на спину, пока не сбросят крылья совсем — они ломаются по едва заметному «шву». С треугольными обломками крыльев на спине самки поспешно убегают, оставляя на влажной после апрельского дождя земле следы. Приземлившиеся неподалеку самцы устремляются по этим следам. Они находят какое-нибудь убежище — ямку, чью-нибудь норку — и быстро начинают закапываться, вдвоем роют первый ход будущего гигантского лабиринта. Родоначальники новой семьи термитов закладывают гнездо.

...Мы стоим у серого холмика, поднимающегося над землей словно бронированный колпак дота, под которым таится неведомая нам жизнь. Все амбразуры уже наглухо закрыты.

— Теперь тут спокойно, а перед вылетом под куполом происходило настоящее столпотворение. — Курбанмухамед Какалиев заботливо прихлопывает свежие заплатки на узких прорезях гнезда.

С первым весенним дождем влажная духота заполняет подземные переходы, побуждая термитов подняться в верхние этажи. В непроницаемом куполе термиты-рабочие пробивают отверстия. К ним устремляются крылатые, которые ютились до сих пор в самых отдаленных закоулках гнезда, страшась свежего воздуха и дневного света. Неудержимый поток крылатых термитов выносится наружу, увлекая за собой рабочих и солдат из охраны амбразур на поверхность купола. Термиты взлетают. Зов продолжения рода сильнее страха перед смертельными опасностями! (1 В момент вылета термитов поедают все их заклятые враги, бегающие, ползающие и летающие — от муравьев и ящериц до птиц и рыб, — а на окраинах деревень их поджидают домашние птицы и животные. Дело в том, что крылатых перед выходом откармливают как на убой самой лучшей пищей, потому что первое время в новом гнезде им приходится довольствоваться прежними «запасами» — пока не подрастут рабочие-фуражиры. Даже люди не упускают аппетитную добычу: в тропических странах на термитниках устанавливают конусовидные ловушки. Упитанных жареных термитов подают к столу как деликатес.)

Тем временем, несмотря на то, что не все еще рабочие и солдаты вернулись обратно, отверстия в куполе сужаются — их заделывают изнутри, чтобы гнездо не погибло от потока жаркого воздуха. Оставшиеся снаружи термиты обречены: в одиночку им не выжить. Но крылатые, даже если им не удалось взлететь, никогда не возвращаются в термитник...