Вокруг Света 1979 № 09 (2468) - [31]

I

Псков от первых веков своего существования ходил в малых, в меньших, считался одним из «пригородов», порубежных «оплечий» Великого Новгорода. Но однажды надоело «меньшему брату» выслушивать подсказки и терпеть обидные понукания.

С 1348 года начала отсчет своему самостоятельному существованию вечевая псковская республика. Самостоятельность, конечно, была относительной, как не был вполне независим от Пскова — ни до, ни после — и Новгород. Как не были вполне независимы оба города от целой Руси. Не умели подолгу обходиться без великокняжеской власти, не могли прожить без привозного хлеба с русского Низа (хлебца-то своего новгородцам и псковичам никогда от лета до лета не хватало).

Но в этих примерно равных условиях как по-разному проявляли себя старший да младший братья! Новгород, из века в век постоянно призывавший к себе князей на службу, был и капризен с ними постоянно, почти по-женски как-то капризен и переборчив. С кем только из своих князей не ссорились новгородцы! И с самим Александром Ярославичем Невским подолгу не умели в мире жить. На князей смотрели по-купечески, с деловым прищуром, как на военных наемников, не более того.

Всякое сравнение — условность: и в псковской истории найдутся примеры, когда вечевая воля круто обходилась с тем или иным из призванных князей, указывая ему за какую-либо обиду от ворот поворот. Но обычным и образцовым здесь было все-таки совсем иное к ним отношение, чем в Новгороде. Пригревать бездомных, прятать изгнанников, оказывать помощь попавшим в беду — вот на протяжении веков твердое псковское правило. И красноречивее всего свидетельствуют об этом те же летописи. Стоит перелистать хотя бы некоторые страницы.

1137. После того как новгородцы изгоняют от себя князя Всеволода Мстиславича, тот получает приглашение от псковичей, которые с великой честью сажают его у себя на столе. Прижизненная приязнь к Всеволоду перешла в посмертное его почитание, и оно сохраняется на протяжении всей последующей псковской истории.

1252. В Пскове находит временное пристанище брат Александра Невского Андрей, которому грозит от Орды кара за подстрекательство к восстанию.

1258. Теперь псковичи предоставляют укрытие сыну Александра Невского, Василию. Накануне он возмутил новгородцев против татарских «численников», которые пытались провести в городе перепись населения. Василий прячется в первую очередь от гнева отца, считающего, что всякое неповиновение Орде ныне губительно для Руси. Но кто-то же должен гонимого приютить и неправого понять?

В 1266 году, изгнанный из Полоцка, пришел во Псков и был радушно принят его обитателями литовский князь Довмонт, «и крестися и наречено бысть имя его Тимофей. И посадиша его плесковичи у себя на княжении». Целых тридцать три года прокняжил Тимофей-Довмонт на берегу Великой, верой и правдой служил принявшему его городу, много раз ходил защищать псковские рубежи, украсил город новыми стенами — они получили имя «Довмонтова города» — и храмами.

1292. Снова псковичи укрывают у себя именитого беглеца. На сей раз великого князя владимирского Дмитрия Александровича: он прячется от татар, накликанных на Русь его младшим братом Андреем. Целых два года отсиживается Дмитрий за стенами Крома, зная, что псковичи не выдадут, не убоятся гнева Орды.

1322. Во Пскове прячется от тверичей брат Ивана Калиты Юрий.

1327. После знаменитого Тверского восстания во Псков бежит вместе со всей семьей великий князь тверской Александр Михайлович. Какая ирония судьбы! Пять лет назад именно он вынудил скрываться здесь Юрия Московского, а теперь и сам оказывается под защитой и покровительством псковичей. Что ж, тут для них есть своя логика: гонитель стал гонимым, и это уже достаточный повод, чтобы, не помня о прошлом, принять его безо всяких рассуждений. И как еще принять! Когда два года спустя сам митрополит Феогност прибыл в Новгород и послал псковичам «запресчение», чтоб выдали опального князя Орде, «за спасение всея земли Русский», те наотрез отказались. Но угроза нового карательного похода на Русь была тогда действительно настолько велика, что в том же году Иван Калита привел к стенам Пскова ополчение с новым решительным требованием выдать Александра, митрополит же пригрозил отлучением и проклятием беглецу-князю и всему городу. Понимая, чем грозит дальнейшее непослушание приютившему его Пскову, Александр добровольно отбывает в Литву, дабы не было на горожан «никое же тяготы от хана».

1345. Еще один — после Довмонта — литовский князь находит пристанище в стенах Крома: Евстутий Гедиминович, сбежавший сюда от своих старших братьев. Это псковское правило — принимать и обласкивать тех из литовцев, кто тянется духовно к Руси — проявится не раз и позже. Например, в 1378 году, когда вскоре после смерти великого литовского князя Ольгерда в Псков «прибеже» один из его сыновей, Андрей Полоцкий. Два года спустя он выведет свой полк на поле Куликово в составе русского войска, и в полку Андреевой рядом с литовскими дружинниками будут стоять, по всей видимости, и посланцы Пскова...

Так вел себя этот город, стоящий на западном краю Руси. Неизменно жалостливые к горемыкам и изгнанникам, псковичи способны были в этом своем чувстве доходить до предела, а то даже и переступать его, как произошло в случае с Александром Тверским. Но постоянны они и в другой крайности. Заведомого чужака, богатого и благополучного, ищущего одной корысти, псковичи и на пушечный выстрел никогда не подпустят. В Новгороде, к примеру, немецкие гости торгуют бок о бок с русскими купцами. В Пскове же не так: Торговище — только для своих, а дворы и лавки заморских гостей — за Великой, и ни единый из них на Торжище не показывался. А на суде псковском никакое преступление, никакой грех не карались так сурово, как измена: если кто сообщит чужеземцу цены на внутреннем рынке или выдаст секрет кладки каменных стен и башен.