Вокруг Света 1979 № 01 (2460) - [7]

Хуже, гораздо хуже, катастрофически, когда молодежь ударяется в политику, полная нигилизма не только по отношению к себе, но — в первую голову — к другим. Вспомнились десятки фотографий членов террористической организации «Роте армее фракцией» — РАФ, активно действовавшей в ФРГ 70-х годов. Эти фотографии были расклеены в аэропортах, гостиницах, на бензоколонках многих западноевропейских стран. Казалось, молодежь объявила войну системе «не на жизнь, а на смерть», только смерть была не системе, а отдельным, случайно выбранным личностям, вроде бы эту систему олицетворяющим.

Терроризм... Один из руководителей РАФ, Ульрика Майнхоф, провозгласила: «Тот, кто не погибает, похоронен заживо». Гремят автоматные очереди. Падают, обливаясь кровью, генеральный прокурор Бубак, банкир Понто, председатель союза предпринимателей Шлейер. Совершаются налеты на банки. Основной революционной силой в соответствии с теориями Маркузе, Сартра, Маригеллы объявляется студенчество в союзе с люмпен-пролетариатом. «Новые марксисты» считают, что ведущая революционная роль перешла от пролетариата к безработным, иностранным рабочим — «гастарбайтерам» и учащимся. От Сартра члены РАФ по-своему восприняли его «...важна только свобода, мораль — это пустяки», хотя даже ревностные католики со временем признали, что французский философ — «самый благочестивый из тех, кто не верит в бога».

«Революционная гимнастика» латиноамериканца Карлоса Маригеллы заключалась в серии вооруженных выступлений, пусть даже разрозненных и слабо подготовленных. Главное в его тактике и стратегии — чтобы стычки следовали одна за другой, неважно, что они часто были просто террористическими актами. Маригелла написал целые руководства по городской герилье — «партизанской войне». Все это напоминало обыкновенный бандитизм и уголовщину, и полиция справлялась с террористами без особого труда.

События, связанные с РАФ, развивались тем же чередом — вплоть до неизбежного логического конца. Перенимается тактика латиноамериканских герильерос. На щит поднят новый лозунг: «Не обсуждать — разрушать!» — в надежде, что страна всколыхнется от ужаса и сразу же начнется гражданская война. А пока в ход идут самодельные бомбы, пистолеты... Разлетаются витрины магазинов, горят автомашины, мечутся попавшие в перестрелку случайные прохожие, взывая о помощи...

Система обеспокоена. Особенно после захвата террористами авиалайнера: пассажиры были объявлены заложниками, и в обмен на их жизни «левые» экстремисты РАФ требовали освободить из тюрьмы своих руководителей Баадера, Распе, Энслин... Но ведь даже в «лучшие» времена РАФ имела не больше тридцати человек. Как сказал один западногерманский писатель, то была «война шести против шестидесяти миллионов». Легко понять, что, если система с должным вниманием оценит обстановку, то и эта «болезнь» не вызовет у нее страха, — наоборот, поможет выработать важные «антитела», готовые пойти в атаку против любых прогрессивных завоеваний.

Кровавая краска брызжет с газетных страниц «короля прессы» Акселя Шпрингера: «РАФ — красные убийцы. Коммунизм наступает...» Обыватель подготовлен ко всему: к массовым облавам, запрету на профессии, введению новых «чрезвычайных» законов. Средства массовой информации вбивают в голову антикоммунистические стереотипы, а ведь Германская коммунистическая партия решительно осудила терроризм, да и сами террористы боялись показаться в рабочих предместьях, предпочитали разъезжать в элегантных машинах и прятаться в фешенебельных кварталах.

РАФ больше нет. Руководители организации застрелились в тюрьме «при таинственных обстоятельствах». Остальные осуждены. Грустят их «симпатизеры», опечален и...Шпрингер. По стране ходит едкая шутка о том, что он готов был дать полмиллиона последним террористам, дабы они скрывались подольше: так хотелось «дожать», поставить последнюю точку в пропагандистской кампании, расправиться с компартией...

Возникли пухлые монографии, объясняющие явление «левого» экстремизма в жизни Западной Германии. Выдвигаются «философские» предположения о том, что ФРГ и подобным ей странам не хватает собственного Вьетнама, где можно было бы выплеснуть накопившуюся в обществе жестокость; вспомянут уже традиционный тезис о пропасти между поколениями, между отцами и детьми и прочее... Не говорится лишь о том, что в этом «высокоадминистрированном и организованном» обществе около 1 миллиона безработных, из них у двухсот тысяч молодых людей никогда не было работы. О том, что зреет ведь что-то среди тех, кто, отметившись на бирже, идет в пивную — дальше пивной некуда.

Я вспомнил разговор в самолете до пути в Мюнхен. Рядом в кресле сидел немец-пенсионер, проработавший всю жизнь на хозяина предприятия. Он раздраженно листал журнал и ворчал, тыча пальцем в страницы:

— Щенки! Этой левацкой галиматьей напичканы все газеты Шпрингера, а там знают, что делают. Там специалисты по обработке общественного мнения. Сейчас, если полицейский застрелит кого-либо «заодно» в стычке с бунтарями, никто и бровью не поведет. «Заодно» можно и профсоюз оштрафовать, и с работы любого выбросить. А свалят все на левых... — ворчал пенсионер...