Вокруг Света 1978 № 07 (2454) - [14]

Радиометрист, а попросту говоря, такой же работяга, как и мы, Коля Дементьев, когда бывает дежурным, варит полюбившуюся ему здесь, в тайге, манную кашу на сухом молоке. До этого он ел ее только в детском садике. Он тощ, желтолиц, патлат. Жиденькая бородка дьячка торчит в разные стороны. Лида сердится, что он плохо слушает, то и дело отбегая к котлу, где клокочет, разбрасывая пену, иссиня-белое варево.

— Дементьев! — не выдерживает она. — Что нужно делать при пожаре?

— Сушиться.

По матово-загорелому лицу Лиды идут красные пятна.

Лида моложе нас и оттого относится к нам с учительской строгостью, держится официально. Но она любит и знает дело. Работает десятый сезон, с увлечением рассказывает о делювитах, эллювитах, промовитах — обо всем, из чего, собственно, состоит здешняя земля. Ходит Лида быстро и ловко. В первые дни я отважился пойти с ней в маршрут, но скоро сдал...

Тому, кто идет с Лидой, выпадает несчастная доля — тащить полевой радиометр (будь он трижды неладен!). Этот прибор показывает степень радиации пород. Коробка килограмма на два висит на шее, голову сжимают наушники, да еще полуметровая труба с разной кварцевой начинкой и лампами болтается на боку. Да еще ружье (Лида ружье принципиально не носит и, кажется, никогда не пользовалась им) и рюкзак. С каждым километром рюкзак прибавляет в весе, наполняясь образцами, и к концу дня годится впору утопленнику... Однако начнем по порядку.

Есть в Москве такое учреждение — «Аэрогеология-2», а если точнее — Аэрогеологическая экспедиция № 2 Всесоюзного аэрогеологического научно-производственного объединения «Аэрогеология» Министерства геологии СССР. Существуют и первая, и третья, и разные другие экспедиции, но они работают в иных местах. Территория «Аэрогеологии-2» в северном углу Хабаровского края и на юге Магаданской области. Здесь, на площади тысяча с лишним квадратных километров, ведутся геологическая съемка в масштабе 1 : 200 000 и разведка. Надо сказать, что съемка такого масштаба уже проведена в Союзе, оставался лишь этот сравнительно малый участок.

Сущность работы аэрогеологической партии заключается в следующем: в распоряжении геологов есть аэрофотоснимок и карта-двухкилометровка. По карте строится маршрут. Снимок помогает лучше ориентироваться. Затем парами — обычно геолог и рабочий — исследуют породы, берут образцы, идут, как правило, по вершинам гор, там, где есть выходы коренных пород. Другая пара — шлиховщики — двигается по ручьям и рекам. Подобно золотоискателям, они промывают в лотках породу, оставляя шлихи — тяжелые элементы полезных ископаемых. Собранные образцы позднее в лаборатории подвергаются анализу. Так создается геологическая карта.

Вся экспедиция делится на партии, партии — на отряды, и каждому определяется район предстоящих работ. Мы вели разведку на Улье, Кекре, Кивангре, Соломее, Унче, Итеме, Онганде, а то и просто на безымянных речушках у побережья Охотского моря. В этих местах никто раньше не жил и, наверное, еще долго жить не будет.

Правда, в конце войны здесь были геологи районного управления. Но они искали то, что лежало наверху, не углубляясь в детальную разведку. А еще раньше, более трехсот лет назад, по Улье прошли казаки русского землепроходца Ивана Москвитина...

Кстати, вот ведь что получается! Кто не читал красочных описаний походов Дежнева и Пояркова, Хабарова и Стадухнна! А между тем несправедливо забытое имя Ивана Москвитина заслуживает не меньшей славы. Из острога на Алдане он добрался до устья небольшого притока Май, по нему вышел к подножию хребта Джугджур и, перевалив, спустился к Улье. Эта река принесла казачьи лодки к Охотскому морю, Шантарским островам, Амуру, Сахалину и, возможно, к Курилам. Через мели и перепады, вековые заломы и прижимы провели свои кочи по этим местам первые русские люди.

До базы в Охотске долететь было делом нетрудным. Но там мы застряли: в горах висели, устойчивые, плотные туманы. Получив на складе резиновые сапоги, штормовки, сигареты и спальники, дальше маялись в безделье. Лишь раз сходили на море и с помощью нехитрой лески-закидушки ловили камбалу. А небо было темное, неласковое, и сыпал скучный, реденький дождик.

Утром четвертого дня пятнадцатилетний балбес Лешка, который направлялся с нами в поселок Кекра к дяде на исправление, объявил: «Сегодня полетим. Во сне мух видел». И точно! В середине дня разъяснилось.

Мы побросали вещи в кузов грузовика и ринулись на аэродром. Там ждал нас тяжелый вертолет Ми-8. Он покачался на могучих шасси, будто спринтер перед стартом, нащупывая устойчивую опору, поднатужился и легко подпрыгнул вверх. Косо проплыли аэродромные постройки, маленькие огородики, голые лиственницы на окраинах. Скоро показались рыжие горы Джугджурского хребта. В ущельях и седловинах голубели подушки снежников. За короткое лето они не успевали стаять и оставались до будущих вьюг. Их окружали зеленые заплаты кедрового стланика с редкими высыхающими лиственницами.

А ниже поблескивали на солнце спиральки речек.

Через час вертолет свалился в долину, надвое разделенную широкой рекой. Он приземлился на каменистую косу, выбрав пятачок среди побелевших, как старые кости, деревьев и кустарников, вырванных из берегов весенним половодьем.