Вокруг Света 1978 № 01 (2448) - [54]

— Никто, — ответил Дон. Он смотрел на меня и сказал по-английски: — Дай-ка сигарету.

— Они у тебя.

— Нету их у меня.

— Нет есть, в брючном кармане.

Он вытащил сигареты и продолжал говорить по-английски:

— И умер он очень быстро. И обручили его очень быстро. И Джулио очень быстро загребли в армию. Тут есть чему подивиться. Все делалось очень быстро — только со свадьбой никто не спешил. Со свадьбой они, похоже, совсем не торопились. Понимаешь, у них все шло небыстро да неспешно, как только Джулио загребли в армию. А к его приходу опять все завертелось очень быстро. Надо бы узнать, входят ли священники в итальянские рекрутские комиссии. — Старик напряженно смотрел на его губы выцветшими, но внимательными и цепкими глазами. — И эта главная тропа ведет, значит, вниз, в деревню, а велосипедист свернул на узенькую, боковую...

Женщина снова принагнула голову.

— Он в церкви, синьоры, — сказал мужчина.

— Понятно, — сказал Дон. Женщина положила мех в корзину и прикрыла его тряпицей. Мы встали и взяли вещевые мешки...

Мы еще не дошли до деревни, когда зазвонил колокол. Размеренные удары тяжко скатывались с мрачной каменной колокольни, как льдистые капли с обнаженных, обдутых ветром и промерзших ветвей. Ветер начался на закате. Солнце коснулось горных вершин, бездонная голубизна неба потемнела, подернулась бутылочной зеленью, и только что едва заметные контуры часовни с распятием и поблекшими, увядшими цветами проступили резко очерченной чернью. И одновременно с этим потянул ветер: плотная и тугая стена воздуха с вкрапленными в нее льдистыми пылинками. Ветки деревьев упруго, без дрожи согнулись, словно придавленные тяжкой ладонью, а наша кровь стала стремительно выстывать, хотя мы все еще шли, — мы остановились чуть позже, когда тропа превратилась в деревенскую, мощенную плитами улицу. Колокол все звонил.

— Странное время для похорон, — сказал я. — Он наверняка долго бы сохранился на этой ледяной высотище. Нет смысла так поспешно зарывать его в землю.

— Им занимается быстрая команда, — сказал Дон.

Мы не видели церковь: ее заслоняла каменная изгородь. Мы стояли перед воротами, заглядывая во двор, огороженный с трех сторон стенами и перекрытый поверху деревянными стропилами, вокруг которых вились виноградные лозы. Во дворе стоял деревянный стол и две скамьи без спинок. Мы молча разглядывали двор, а потом Дон сказал:

— Так, значит, это дядин дом.

— Дядин?

— У него только тетка да дядя, — сказал Дон. — Вон смотри, у двери... — В глубине двора виднелась дверь. В доме мерцал огонь очага, а рядом с дверью стоял прислоненный к стене велосипед.— Да велосипед же, дурень, — сказал Дон.

— Это его велосипед?

— Конечно. Чей же еще?

Велосипед был старомодный, с загнутыми назад и вверх, словно рога у газели, ручками руля. Мы стояли в воротах и рассматривали велосипед.

— Значит, та, другая, тропка подходит к их черному ходу, — сказал я. — Которым пользуется семья.

Мы стояли в воротах и слушали удары колокола.

— Там, во дворе, наверняка нет ветра, — сказал Дон. — И нам ведь некуда спешить. Все равно мы сможем поговорить с ним только после похорон.

— Правильно, — сказал я.

Мы вошли во двор и, приближаясь к столу, увидели солдата. Он стоял в дверях дома, освещенный огнем очага, и смотрел на нас. Потом скрылся в доме.

— Мальбрук, значит, вернулся, — сказал Дон.

— А может, он приехал на похороны.

Мы прислушались к звону колокола. Во дворе вечерние сумерки уже сгустились темным мраком. Жесткие виноградные листья, почти черные на фоне чуть подсвеченного синевато-багрового неба, упруго гудели, обдуваемые ветром. Удары колокола тяжко скатывались с колокольни, сливаясь в однотонный гул, напоминающий гудение жестких, словно жестяных, листьев.

— Может быть, — сказал Дон.

Огонь очага уютно мерцал в глубине дома. Потом в дверях показалась женщина: она внимательно смотрела на нас.

— Добрый день, падрона, — сказал Дон. — У вас не найдется для нас глотка вина? — Она молча стояла в дверях — высокая, неподвижная, освещаемая огнем очага. — Она явно служила в армии, — сказал Дон. — В чине сержанта.

— А может, это она приказала Мальбруку ехать домой?

— Вряд ли. Он слишком медленно поворачивается.

Женщина заговорила:

— Конечно, синьоры. Присядьте.

Мы сняли вещевые мешки и сели за стол. Теперь мы хорошо видели велосипед.

— Солдат от велосипедной кавалерии, — сказал Дон. — Хотел бы я знать, почему он свернул с главной тропинки.

Женщина принесла вино. Она поставила его на стол и повернулась, чтобы уйти.

— Попробуй, — сказал я. — Спроси ее.

— А что, и спрошу, — сказал Дон. — У вас в доме остановился военный, синьора?

Женщина посмотрела на него.

— Это так, ничего, синьор. Просто вернулся из армии наш племянник.

— Вчистую, синьора?

— Вчистую, синьор.

— Примите наши поздравления, синьора. У него наверняка много друзей, то-то они будут рады. — Женщина, худощавая и вовсе не старая, настороженно и выжидающе смотрела на Дона. — У вас в деревне похороны. — Женщина молчала. Она стояла, ожидая, когда Дон кончит говорить. — У покойного тоже, наверное, было много друзей. То-то они горюют сейчас, — сказал Дон.