Вокруг Света 1978 № 01 (2448) - [31]

При входе в университет дежурила группа студентов. Когда к ним приближался стесняющийся школьник-выпускник, студенты во всю силу легких кричали ему «доброе утро!» и прикалывали к его аккуратному пиджаку огромную шелковую розу. После этого юноши по-военному выпрямляли спины и, сверкая розой, шли по аллее той торжественной церемониальной походкой, которая с древних времен спит в ногах каждого японца, просыпаясь лишь в самые важные минуты...

А в это время по всей стране шли другие экзамены, которые сдавали те, кто только что окончил университеты. Это были вступительные экзамены в фирму. Трудна жизнь японского студента, даже когда он окончит университет! В каждой фирме свои экзамены.

— У нас, — рассказал мне знакомый выпускник, который устроился в одну газету, — нужно было за сто минут отгадать сто английских слов и написать их. Если слово сразу же не всплывало в памяти — все, ты его уже не напишешь: не хватит времени. Вот один из ста вопросов: «О какой фирме сейчас больше всего говорят в печати?»

— Об американской фирме «Локхид», которая давала взятки! — хором ответили мы.

— Правильно! «Локхид» — это и есть нужное слово. Когда я поступал в газету, то написал все сто слов! — И свежеиспеченный журналист гордо поднял руку.

Но дело, оказывается, не только в экзаменах...

У стены главного корпуса университета стояла молчаливая толпа выпускников. Маячила в ней и длинная фигура Киёси. Все они тихо смотрели на большое объявление, сердито колыхавшееся на ветру. В нем в изысканных выражениях сообщалось о том, что администрация университета просит выпускников самих искать себе работу...

В руках многие выпускники сжимали тонкие листы своих экзаменационных сочинений. Ветер, шелестя, раздувал их, и краснели на них заветные, уверенные улитки. Как, оказывается, ненадежны они!..

Киёси серьезно посмотрел на меня:

— Жизнь есть жизнь... Да и университет наш второсортный...

Оказывается, и университеты здесь бывают разных сортов, как свекла.

— Первый сорт — это Токийский университет, Васэда и еще один-два. Только их выпускники по традиции могут быть приняты в самые солидные фирмы и министерства. А я второсортный выпускник, и перспективы у меня такие же. Но ведь есть еще и третий сорт, и четвертый— Что будет с ними, я и не представляю. Ведь сейчас ведущие компании резко сократили прием выпускников. А мелкие фирмы, чтобы выжить, сократят его куда больше. Что делать, ума не приложу...

...Да, дело не только в экзаменах. Прежде чем допустить выпускника к испытаниям, отдел кадров любой фирмы, редакции, учебного заведения наводит справки о взглядах своего будущего специалиста, о том, как он вел себя во время учебы. И если хоть намек на «нестандартные взгляды» — прежде всего левые — будет замечен, выпускник может не надеяться: редакции крупных газет, фирма «Мицуи», столичные школы в его услугах не нуждаются. Даже если он вспомнит сто слов в положенные сто минут.

Что касается ста слов, то их можно ведь знать заранее: если отец, или дядя, или старший брат — человек влиятельный и — еще лучше — работает в той же фирме. Конечно же взгляды у него общепринятые, и он ручается, что у новичка такие же.

Студенческих генералов вообще-то в фирмах ценят: из них получаются по прошествии времени отменные администраторы и мастера рекламы. И информация из университета о том, что выпускник (при всех прочих плюсах, политических и академических) был таковым «генералом», служит ему во благо.

Но, видно, папаша нашего знакомого Киёси так и не простил ему брака по собственному выбору...

А между тем по двору маршировали одетые гусарами музыканты. Приближался праздник основания университета...

К. Преображенский

Алан Кэйу. За ягуаром через сельву

Бишу была ранена и бежала в логово, где она родилась, чтобы там умереть... Пуля, засевшая в глубине ее длинного тела, прошла немного выше правого плеча; скользнув по ключице, она расщепила ребро и, когда ее энергия иссякла, застряла в толще мышц.

Бишу инстинктивно рванулась под прикрытие пятнистого полумрака леса, то и дело падая, когда ее захлестывали приступы острой боли; но она заставляла себя подниматься и снова, подобно желтой молнии, неслась дальше. Там, в чаще леса, она лежала в глубоком шоке, не понимая, что с ней случилось. Тяжело дыша, она повернула голову назад, пытаясь дотянуться языком до раны. Затем ее блестящие глаза потускнели, и она опрокинулась на спину и забила лапами по воз духу, словно пытаясь загнать его в свои легкие. Боль, обрушившаяся на нее, слепила глаза и туманила сознание. Бишу казалось что она погибает.

Она так и осталась бы лежать в ожидании смерти, если бы не второй выстрел, прогремевший с пугающей неожиданностью; и Бишу осторожно поползла вперед, бесшумно подтягивая свое тело по мху. Она огибала каждую сухую веточку, потому что та могла хрустнуть, и каждую кучку сухих листьев, так как они могли зашуршать.

Бишу не в первый раз уходила от преследования — этому искусству она училась всю жизнь и прекрасно помнила ту первую погоню, когда убили ее родителей. ...Она была тогда совсем маленьким детенышем и только недавно перестала сосать материнское молоко. Бишу лежала, притаившись, под кустом, так ее учила мать, и наблюдала, как охотники подтаскивали к деревьям два желтых тела, испещренных неровными коричневыми пятнами. Мертвых ягуаров привязали за лапы к нижним ветвям и содрали с них шкуры. Окровавленные туши охотники бросили собакам, которые тут же набросились на мясо. Охотники ушли, а Бишу еще долго выжидала, прежде чем подползти к тому, что оставалось от ее родителей. Она не могла понять, куда девался их родной, привычный запах. Она не могла понять, почему вдруг осталась одна.