Вокруг Света 1977 № 12 (2447) - [10]

От мастерской Ашрафа до дворца — сотня шагов и несколько ступенек с улицы во внутренний двор. Дворец невелик, он весь как дивный резной ларец. Стены изукрашены цветной резьбой по гяже — алебастру, резные проемы узорно выложены кусочками зеркал, окна убраны цветными решетками витражей — знаменитыми шекинскими шебеке.

Через открытое окно виден дворцовый двор: беседка, зелень, цветочная клумба, большая черная пушка и гигантская, в несколько охватов, чинара, посаженная тогда же, когда закладывали дворец. Неожиданно по листьям чинары застучали крупные капли дождя, на улице посерело и помрачнело. Я опустил на окна шебеке, мягко скользнувшие вниз по полозьям, и непогода осталась снаружи. А сюда, во дворец, отгороженный от нее прозрачным радужным ковром, в затемненные, сплошь в орнаменте комнаты, полились с улицы разноцветные воздушные струи, и я вспомнил слова Ашрафа: «Устал если, к шебеке прихожу. Они успокаивают и снимают усталость». Мне кажется, что я попал в сказку

«Тысячи и одной ночи» и слышу щебетание птиц, шелест шелков, чей-то усыпляющий шепот.

Щебетание, шелест, шепот, шебеке... Вот оно, родство слова с предметом.

Я возвращаюсь к Ашрафу Расулову. Возле него ребятня. В руках у них лобзики, фанерки.

— Мои ученики. Шебеке дает мне счастье, но разве может быть оно полным, если владеешь им один? Хочу передать им то, что умею. Занимается у меня двенадцать ребят, два раза в неделю. Жаль, что такое жизнерадостное искусство забыто в новых домах. Вот им его и восстанавливать...

Среди учеников Ашрафа — его семнадцатилетний сын Тофик. Мне верится, что, когда я приеду в Шеки через несколько лет, смогу сказать сыну Расулова: «Салам алейкум, уста, сын уста Ашрафа!»

Александр Миловский

Баку — Шеки

Розы великой пустыни

Окончание. Начало в № 11.

Утром встречаемся с руководителем группы Голубевым. Его «газик» уже стоит у подъезда гостиницы. Через полчаса в мэрии начнется производственное совещание, в котором ему предстоит участвовать. По дороге он вводит меня в курс их работы:

— Наш контракт касается многих северосахарских поселений. Почти все скважины, введенные в действие раньше, питаются водой из верхнего слоя, то есть их глубина не превышает 200 метров. Мы же бурим, как правило, до 1000—1500 метров, ориентируемся на то, чтобы эти колодцы служили долгие годы.

В каменном царстве Ахаггара

В оазисе Эль-Голеа, где мы остановились на ночевку, знакомимся с четырьмя путешественниками, которые, как и мы, направляются в Таманрассет на предусмотрительно взятом напрокат вездеходе «лендровер». «Экспедиция» состоит из двух молодых супружеских пар. Старший, немец Гюнтер из ГДР со своей женой Эльзой, высадился в Танжере и проехал изрядную часть Северной Африки. Вторая чета — болгары Георгий и Маргарита — присоединилась к ним в Алжире, чтобы вместе штурмовать Ахаггар.

На далекие сахарские горы ведет «наступление» настоящая интернациональная команда!

На сахарской дороге обычно мало машин, и мы уже привыкли к одиночеству. Но, проехав километров двести, повстречали грузовик, затем другой, а дальше такие встречи все учащались. Разгадка пришла километров через пятнадцать, когда показался палаточный городок с дорожными машинами. Здесь мы настигли алжирских строителей транссахарской «дороги жизни».

В лагере дорожников дневной перерыв: работы здесь ведутся ранним утром, по вечерам и нередко ночью. Рабочие, вышедшие из палаток, с любопытством посматривают в нашу сторону. Останавливаемся.

— Куда едете? — спрашивает парень в солдатской гимнастерке.

— В Таманрассет.

Собравшиеся с недоверием смотрят на мой «пежо», цвет которого нельзя уже определить из-за толстого слоя пыли, одевшего машину.

— Советую присоединиться ко мне, — вступает в разговор алжирец чуть постарше, как выясняется, бригадир Рабах. — «Лендровер» пройдет, а на вашем «пежо» обязательно застрянете. Перегружайтесь лучше в мой «газик»...

Наши новые друзья поддерживают предложение бригадира. Мы быстро перетаскиваем вещи, продукты и воду в «газик», и обе машины трогаются. По моим расчетам, предстояло проехать около пятисот километров.

Ночь застает нас где-то на полпути к столице Ахаггарских гор. Придется ночевать прямо в пустыне, ибо ехать в темноте нельзя: повсюду острые камни, можно пропороть шину. Рабах велит нам собрать валежник, чтобы вскипятить на костре чай. Дело это оказалось нам явно не по плечу: с грехом пополам за полчаса мы нашли в окрестностях лишь несколько сухих веток. Рабах иронически окидывает взглядом жалкую «добычу» и сам отправляется в темноту. Минут через пятнадцать он возвращается с охапкой хвороста. Весело затрещал костер, на котором вскоре запел маленький чайник. Натянув шерстяные свитеры, выпили по чашке крепкого чая и разошлись по машинам. Спали, пристроившись прямо на багаже.

Рабах поднял нас, едва забрезжил рассвет. Было нестерпимо холодно, и даже не верилось, что днем нам придется жариться в раскаленном пекле каменного хаоса.

Ахаггарские горы таят в себе много загадок. Так, среди потрескавшихся от вечного зноя пород вдруг обнаруживаются словно бы отполированные плиты гранита, по поверхности которых разбегаются голубые, белые, зеленые прожилки. Или случается, что путешественник возвращается к месту, где недавно был, и в недоумении останавливается: уж не заблудился ли он? На месте иссохшей впадины расстилается зеленый луг, покрытый травой и яркими цветами. Мираж? Вовсе нет. Вот и пучок зелени в руках, а рядом верблюд жадно поедает траву. Вот тебе и мертвое испепеленное беспощадным солнцем царство!