Вокруг Света 1977 № 11 (2446) - [24]

— Наши сердца переполнены болью, — так реагировал на принудительное переселение Элиа Молете, со слезами на глазах глядя, как с помощью ломов, и кувалд сносят его дом.

Его вместе с 973 другими семьями изгоняли из деревни Га-Малока. Операция проводилась по приказу правительства. На место действия в качестве меры предосторожности прибыли полицейские с овчарками. Впрочем, жители деревни, принадлежащие к племени бакалобенг, не думали оказывать сопротивление.

— Мы переселяемся, потому что не хотим нарушать законы, — заявил вождь бакалобенгов Келли Молете. — Но все это делается против нашего желания. Мы жили здесь больше сотни лет, а теперь нам дали три месяца на сборы и ни дня больше. Что мы можем сделать?

Жителей деревни переселяют в Деелпан, пустынный болотистый район в сорока пяти милях от Га-Малоки, где согласно декрету националистов должен быть создан хоумленд Бофутатсвана. Африканцам предстоит жить в сборных домиках из рифленого железа. За старые дома будет выплачена компенсация. Правительство утверждает, что оно ведет себя весьма щедро по отношению к бакалобенгам. «Ведь им разрешено взять на новое место какую-нибудь часть дома, помимо скарба, — объяснил мне одетый в маскировочный костюм полковник, который отвечал за операцию по переселению. — К тому же целый месяц их будут бесплатно кормить».

Срывались крыши, выдирались оконные рамы. На лицах жителей застыли скорбные маски. Берника Тхале, бессильно опустив руки, молча стояла перед своим домом, в котором она родилась и прожила всю жизнь. Дом был невелик, всего три комнатушки, но для нее он был дороже Колизея. Чтобы снести жилище Берники, много времени не потребуется. Она еще успеет выбрать, что взять с собой из обломков: ее будут перевозить к вечеру, а сейчас только полдень.

Во двор, рыча, въехал грузовик. По указанию Берники Тхале в кузов прежде всего погрузили грубо обтесанную четырехфутовую доску, из которой торчал гвоздь. К пяти часам все ее пожитки, включая клетку с цыплятами, были уложены. Оставалось лишь большое зеркало, которое Берника обеими руками крепко прижимала к груди. Грузовик, фыркнув мотором, выехал со двора. Очнувшись, Тхале осторожно положила зеркало на землю и бросилась вслед за машиной: ведь та должна была отвезти её в новую деревню! Но грузовик не остановился. Берника повернулась и медленно побрела к развалинам дома. Там она и стояла, следя за уезжающими машинами. Последняя из них правым передним колесом проехала по зеркалу, вдребезги раздавив его.

Уильям Эллис, американский журналист

Перевел с английского С. Милин

Пора полярных сияний

С Мурманском мне приходилось встречаться не однажды, возвращаясь из научных экспедиций с Новой Земли или Шпицбергена. Память сохранила вспышки маяков, свинцовые рытвины волн Кольского залива, толчею судов и разноголосицу гудков, красновато-рыжий гранитный берег... Улицы уходили в синие сопки, на которых террасами поднимались многоэтажные здания. Все это означало для нас возвращение к людям, к теплу, к дому.

Иногда морской ветер, заглянув в тундру, приносил с собой ее аромат. Там лежала земля, неведомая для меня, но неудержимо притягательная... Об этой земле известный этнограф и путешественник прошлого века Сергей Максимов писал: «С лишком двести верст бесплодной тундры, местами покрытой мхом и взбитой кочками, местами болотистой и прорезанной или чистой бойкой речкой, или светлым, как хрусталь, озером, залегли между последним северным селением на берегу Белого моря — Кандалакшею и самым дальним, которое лежит уже на берегу Северного океана. Это Кола».

Я знал, что сегодняшней жизнью своей эта «бесплодная тундра» во многом обязана науке...

Недавно мне довелось побывать на Кольском полуострове в самое трудное для живущих здесь время — в пору полярной ночи. Я познакомился с людьми, которые продолжают работу первых советских исследователей, начатую десятилетия назад.

Антенны смотрят в небо

Разумеется, работая в Арктике, я не раз наблюдал полярные сияния, и теперь перед встречей со специалистами Института полярной геофизики Кольского филиала АН СССР в Апатитах воспоминания нахлынули сами собой...

Во время зимовки на Новой Земле, где я работал в составе экспедиции по программе Международного Геофизического года (МГГ), небо почти каждую ночь дарило нам удивительные зрелища. Сияние начиналось обычно с зеленоватых фосфорических пятен, которые вскоре превращались в вереницу столбов, неторопливо пробегавших по небосводу. Потом холодное пламя обнимало все небо, и померкшие светила неожиданно как-то терялись, словно растворялись в этом огне. И еще долго бушевала фантасмагория красок — малиновых, зеленых, красных, реже желтых, иногда настолько густых, что начинал проступать коричневый оттенок. Различные цвета и оттенки в своем непрерывном движении создавали картины и эффекты, превосходящие человеческое воображение. Я часто наблюдал сияния в пути, в маршрутах, и всегда радовался им, потому что становилось ощутимо светлей в кромешной тьме полярной ночи и начинали обозначаться очертания гор и морского побережья под искрящейся пеленой снегов... Помню, что даже полярники со стажем, утратившие, как нам казалось, способность удивляться, отмечали, что мы попали в Арктику в необычную пору.