Вокруг Света 1977 № 05 (2440) - [30]

Бутан — религиозное государство. До 1933 года король делил власть с «воплощенным ламой», но и поныне настоятели монастырей сохранили за собой совещательный голос в решении важнейших государственных дел.

Каждый входящий в Тхимпху или любой из тридцати двух дзонгов страны обязан накинуть на плечи шаль. К сожалению, у меня ее не было.

Я ступил на двор, аккуратно вымощенный большими светло-серыми плитами. Молодые монахи сидели у подножия высокой учи, главной молельни крепости, подымавшейся на двадцать четыре метра посреди двора. Ее белый, ничем не украшенный фасад смотрел на долину рядами окон с бледно-голубыми, оранжевыми и красными наличниками.

Я засмотрелся на эту башню, как внезапно зазвенел колокольчик. Молодые монахи тут же вскочили и разбежались. Из угловой двери появился освещенный солнцем пожилой монах, за которым шествовала некая важная персона. Монах тряс колокольчиком в левой руке, а в правой был кнут, которым он грозно замахивался. Через секунду во дворе вообще не осталось ни души: послушникам не положено видеть своего наставника.

Я, не отрываясь, смотрел на кнут, ожидая, что вот-вот меня постигнет участь сэра Эшли Идена. Но нет, следом за персоной вышел камергер в белой шали с мечом на поясе, который проводил меня по лестнице ко входу во дворец. Он отодвинул занавес, скрывавший дверь, украшенную медной чеканкой» с изображением бутанского дракона, и ввел в приемную Дашо Дунчо, личного секретаря его величества.

Я очень нервничал. От предстоящего свидания зависело очень многое. Человек, который сейчас меня примет, мог не только решить судьбу моего пребывания в Бутане, но и вообще распорядиться не кормить меня.

Я увидел невысокого пухлого человека с круглым лицом и живыми смеющимися глазами. Он двинулся мне навстречу с протянутой рукой в тот самый момент, когда я согнулся в традиционном приветствии, сложив ладони перед носом.

Пытаясь быстро переменить позу, я заметил меч метровой длины в серебряных ножнах с золотой насечкой, грозно, болтавшийся на поясе Дашо. На его плечи была брошена красная накидка. Красный — цвет высших придворных (остальные гражданские лица в дзонге были в белом).

Молчание.

— Считайте себя моим гостем, — закончил Дашо Дунчо.

Только выйдя от него, я понял, что это не простая любезность. Мне присваивался ранг!

У всех свой ранг

Существование бутанцев и их место в жизни зависят от степени близости к королю. Природа этих отношений четко обусловлена рангом каждого бутанца. Этот — секретарь короля или королевы. Этот — служитель королевского бунгало или исполнитель его законов, или пастух его коней, или работник на его полях. Взаимоотношения людей подчинены тому, на какой ступени официальной лестницы находится человек.

Ранг обеспечивает права и привилегии. Все, начиная от манеры одеваться, местожительства и способа передвижения по стране, кончая рационом питания, находится в прямой зависимости от ранга. Деньги в стране не играют еще никакой роли. Привилегии причитаются не человеку, а его рангу в отличие от западного мира, где все зависит от денег. Общественная система в Бутане не особенно отличается от той, какая существовала в Европе несколько веков назад. Высокородность герцога — ничто в глазах короля; и уважение, которым герцог пользуется, связано с личным к нему отношением монарха. Чиновнику, который отобедал у короля и заслужил его благосклонность, все окружающие оказывают больше уважения, нежели человеку более высокого ранга, но находящемуся в немилости. Это заставляет людей часто появляться при дворе, поскольку двор является биржей социальных ценностей и положений.

Совершенно естественно поэтому, что я, человек без ранга, иноземец, не был включен в систему. Здесь хотели узнать главное — характер моих взаимоотношений с королем, чей я гость. Когда же я отвечал «ничей», собеседники решали, что я как бы вне закона. И вот теперь я получил ранг и статус в местной иерархии. Я гость личного королевского секретаря.

Дашо Дунчо вручил мне подорожную грамоту — кашаг, скрепленную королевской печатью. В ней значилось следующее:

«Господин Пессель, французский гражданин, приехавший в Бутан самостоятельно, посетит ваш дзонг. Просьба оказать ему всяческое содействие».

Вернувшись в гостевое бунгало, я разделся и вытянулся на постели. Дождь неотвязно барабанил по крыше домика. Скоро, очень скоро у меня будет над головой лишь брезент палатки...

Сумею ли я «приспособиться к неблагоприятнейшим атмосферным воздействиям», о которых писал путешествовавший сто сорок лет назад англичанин Пембертон? Он командовал хорошо снаряженной экспедицией из ста двадцати человек и был достаточно опытен, чтобы выбрать сухой сезон. К тому же в его время машины, самолеты и кондиционеры еще не успели ослабить человеческую конституцию. И тем не менее он собственной рукой записал, что «Бутан в целом представляет собой череду самых труднодоступных гор на всем белом свете». И эти горы не изменились, здесь не добавилось удобств. Капитан Пембертон добавлял, что тяготы дороги вынуждали его отдыхать по двое суток после каждого дневного перехода. Всю злободневность его записок я понял только теперь, перестав удивляться тому факту, что единственным «путеводителем» по стране является рукопись стосорокалетней давности.