Вокруг Света 1977 № 03 (2438) - [33]

Немало лет прошло, но пристрастие к сильным ощущениям по-прежнему влечет жителей Канарских островов к «самому испанскому» из всех зрелищ — корриде. Нельзя, правда, сказать, что бой быков всем по вкусу.

Однажды в небольшом лас-пальмасском кабачке я стал свидетелем спора. За соседним столиком сидел внушительной комплекции человек, круглое лицо его было багровым от гнева.

Он яростно жестикулировал, доказывая своему собеседнику — элегантно одетому сеньору, тощему, словно рыцаре печального образа:

— Ваши корриды — издевательство над животными, а тореадор — отжившая профессия варваров! Это дикое развлечение, которого надо стыдиться, а его рекламируют. И где?! — в самой католической стране мира.

— А я люблю корриду. Как люблю и острую приправу, от которой пресные чуррос (1 Чуррос (испан.) — толстая короткая вермишель, жаренная в масле.) становятся вкуснее...

«Рыцарь», залпом осушив стакан, продолжал уже на более высокой ноте:

— Все мы любим иногда бросить взор в прошлое, немного пожить жизнью предков. Грубые забавы побеждают в нашей душе таинственные силы... И что с того? Это не единственное варварское развлечение на свете... Но если истребление животных внушает вам такое отвращение, почему вы не боретесь против других, куда более мрачных трагедий?

Внимательные посетители несмело переглянулись — никто не рискнул продолжать опасный разговор. Возмутитель спокойствия — толстый сеньор с багровым лицом — вспомнил о своей тарелке и с преувеличенным аппетитом принялся доедать порцию чуррос...

Есть в Лас-Лальмасе недалеко от порта мрачное серое здание, известное многим канарцам, — биржа труда. У стен этого дома начинают свой день множество безработных.

Когда-то пришли к воротам биржи труда и сыновья Альвареса. Пришли — и растворились в толпе. А затем отправились искать счастье за границей. Тех, кто покидает родину в поисках работы, испанцы называют «голодринас» — ласточки. О них говорят, что пройдет время, минуют трудности — и «голодринас», как ласточки весной, вернутся под родное небо. На это надеялись и сыновья Альвареса, отправляясь на заработки.

Прошло несколько лет, и они действительно вернулись на Канарские острова. Только по-прежнему без денег...

Последняя коррида Эль Кампесино-старшего

...Хуан вошел в «Пласа дель Торрос», как обычно, за два часа до корриды. Родриго появился позже, перед самым началом, уже облаченный в шелк и золото. У выхода на арену братья поздоровались, положив ладони на плечи друг друга, на блестящую парчу своих чалеко (Чалеко (испан.) — жакет матадора.) . Обнявшись, они ступили на желтый лесок арены. Трибуны разразились овацией: коррида началась.

На арену выбежал первый бык. Капеадоры следовали за ним, размахивая плащами и заставляя быка яростно бросаться из стороны в сторону на раздражающий красный лоскут. Вперед выступили бандерильеро (Бандерильеро (испан.) — пеший боец, который дразнит быка, втыкая ему в шею бандерильи.). Держа в руках два пестрых дротика остриями вниз, они с грациозным спокойствием шли на быка, вонзали ему в шею разноцветные бандерильи и отбегали мелкими шажками.

Бык ревел от неотмщенной боли. Его мощные ноги дрожали, тяжело раздувались и опадали бока.

Это было отличное животное. На каждый десяток телят в ганадерии (Ганадерия (испан.) — специализированный завод для разведения скота.) такие встречаются единицами: с самого начала они обнаруживают перед острием штаги ответу и задор. И любой боевой бык стоит в несколько раз больше, чем бык-производитель.

Когда бандерильеро оставили пласу, в центр арены вышел Родриго. Он развернул перед быком кроваво-красную мулету, нетерпеливо топнул ногой. Бык ринулся вперед, промчавшись в опасной близости от тела матадора, рога скользнули по атласу его одежды. В конце концов, измотанный каскадом движений, бык замер, свирепо глядя блестящими глазами на красный лоскут.

Матадору протянули шпагу. Родриго подхватил ее. Лицо его блестело от пота. Он медленно пошел на быка, метя острием клинка в одну-единственную точку между воткнутыми в шею бандерильями. Затем резким движением бросился вперед, минуя грозные рога. Шпага по самый эфес вошла в тело животного. Бык задрожал, подогнув передние ноги, наклонил голову с налившимися кровью глазами и рухнул на песок.

На арену выпустили второго быка — огромное животное красивой масти, отличавшей севильских быков из знаменитой ганадерии сеньора Санчеса.

Бандерильеро быстро сделали свое дело. Теперь пробил час Хуана.

Увы, удача не сопутствовала ему. Удары не достигали цели. Два раза шлага скользнула по шкуре быка, дважды упиралась в кость. Трибуны оглушительно свистели. Мой сосед возмущался:

— Вместо того чтобы поразить быка в сердце одним или двумя ударами, он потратил уже четыре!

Бык шел по арене с опущенной головой и жалобно мычал, точно просил избавить от бесполезных мучений. За барьером появился альгвазил (Альгвазил (испан.) — здесь: церемониймейстер корриды.) в увенчанной перьями треуголке и, повернувшись к матадору, поднял сжатую в кулак руку с торчащим вверх указательным пальцем.